Семья Эренбург
630
Анна Эренбург,
Экономист, мама 4 детей, 1 из которых усыновленный
Первые мысли о детях без родителей пришли, когда у меня самой родился ребенок. Видимо, с появлением первого сына проснулся материнский инстинкт, и осознание того, что совсем рядом есть дети, которые никому не нужны, меня ошарашило. Хотя, думаю, в характере всё равно что-то такое было заложено с детства - все бездомные кошечки, собачки, которые попадались мне на пути, оказывались разложены по коробочкам, упакованы и пристроены в семьи. Все лето только этим и занималась, искала им дом – такая у меня была летняя трудовая практика. Бедная мама хваталась за голову, потому что у нас дома вечно оказывались все эти котята, щенята, и с каждым я расставалась со слезам. Материнство сильно меня трансформировало - я увидела, насколько сильно мама нужна своему малышу, какая это тесная связь и какой ребенок беззащитный. Он может погибнуть просто оттого, что рядом с ним нет взрослого. До этого для меня всё было просто, ну дети и дети. Когда в голову приходили мысли о том, что есть детки, у которых нет мамы, мне физически плохо становилось. Я поняла, что обязательно нужно это сделать - усыновить. И сразу же начала уговаривать мужа: «Давай возьмем малыша». Причем, я же тогда не разбиралась в этой теме совершенно, ничего не понимала про адаптацию, не знала, насколько все это сложно. Мне казалось, надо идти, немедленно брать ребенка, и все. Думала, что мы со всем и так прекрасно справимся. Спасибо мужу, который с холодной головой подошел к этому вопросу, убедил, что не время - у нас первый ребенок младенец, у меня гормоны и прочее, нужно подождать. В общем, пришлось на время успокоиться и признать, что если уж обсуждать эту тему, то точно не сейчас. У нас молодая семья, нам еще своих детей надо родить. Когда старшему сыну был один год и три месяца, я забеременела вторым ребенком. И во время беременности ко мне с новой силой возвращается желание усыновить. И опять было совершенно неправильное понимание сути усыновления. Это сейчас за плечами обучение в ШПР и огромное количество информации, которую я черпала из книг, из Интернета. А тогда мне хотелось взять новорожденного и скрыть этот факт – как будто просто родилась двойня. Собственно, так я предложила мужу сделать. Но он опять не согласился, а я не отступала. Как только узнала, что второй у нас тоже мальчик, начала уговаривать удочерить девочку и была настроена категорически: «Две беременности уже было, давай возьмем? Ну, давай?». Тогда он говорит: «Третьего сына родишь, и возьмем». Я, недолго думая, рождаю третьего сына, а мысль «мы должны взять ребенка» меня при этом ни на минуту не покидает. Все это время я продолжала искать информацию в Интернете, читать книги, смотреть видео и все возможные передачи на тему усыновления. Правда, в последнем случае были какие-то непонятные ток-шоу, люди просто сидели в студии и что-то обсуждали. Я поняла, что мне этого не достаточно: разговоры о том, о сем, похвалы: «ой, какие вы молодцы, взяли деток». А я хотела изучить этот вопрос как можно глубже, ответить себе на многие вопросы. Когда я открывала базу данных детей, то просто пугалась - видела деток глубоких инвалидов, и мне становилось плохо. Приходили мысли о том, что, может быть, это не мое, я не справлюсь. Ведь если брать и спасать, надо быть ко всему готовым, а тут руки опускаются. Но проходило какое-то время, и во мне с новой силой просыпалось это желание. Во время третьей беременности, я уговаривала и мужа, и всех наших бабушек взять ребенка, чтобы была двойня, и никто бы не знал об удочерении Бабушки поддерживали, так как очень переживали из-за ген алкоголизма и наркомании (не существующих в природе) и считали, что единственный шанс спастись - все скрыть от ребенка. И в результате, забегая вперед, скажу, что у нас практически двойня и получилась. У Катюши всего три месяца разницы с нашим младшим, Витюшей. Я теперь понимаю, что если бы мы это сделали сразу, не откладывая, мы одновременно с рождением младшего ее бы и взяли. Она нас просто ждала. Как-то мне одна знакомая, ее зовут Светлана и у нее трое приемных детей, сказала: «Понимаете, как только вы решились на усыновление и уже встали на этот путь, когда вас по-настоящему распирает, обычно ваш ребенок уже где-то начинает вас ждать. А вы к нему просто идете…». У нас очень похоже получилось. Во время третьей беременности я особенно много читала по теме, смотрела, искала в Интернете. Увидела что-то вроде вебинара, который проводила психолог – она рассказывала о разных стадиях адаптации после принятия ребенка в семью. И меня тогда поразила последняя стадия - когда наконец-то ребенок должен принять новых родителей, полюбить их как истинных маму и папу. Оказалось, что до этой стадии практически ни одна семья не доходит. И у меня снова опустились руки. Я заморозилась на какой-то период, начала все заново обдумывать и снова копаться в себе. И пришла к выводу, что еще не готова к усыновлению. Но через некоторое время переварила и эту информацию, пошла дальше. И так происходило много раз – решимость то накатывала, то отступала.
Когда младшему исполнился годик, я сообщила мужу, что все, ждать я больше не могу, мы должны серьезно заняться вопросом удочерения. Уже есть три сына, все, что было намечено, выполнено. Он пытался уговорить меня подождать до тех пор, пока младшему не исполнится три года, но я твердо знала, что это невозможно, я не выдержу. Кроме того, Витюша у нас совершенно беспроблемный ребенок - умненький мальчик, который хорошо развивается, спокойный, не плачет. Ему только веселее будет в компании сверстницы.
И вот как-то я зашла на сайт «Измени одну жизнь» - там очень много полезной информации. Я пересмотрела почти все психологические вебинары, и снова было оцепенение: травмы, адаптация, кошмары. Я ходила и долго все это переваривала. В тот период с десяти до двенадцати вечера, уложив детей спать, я посвящала время исключительно изучению этого вопроса. Муж знал, что для меня это были святые два часа, и меня не трогал. На этот раз я подошла к вопросу усыновления как к работе - надо трезво копать, разбираться во всем этом, изучать. Параллельно добытую информацию я транслировала мужу, рассказывала, что и как. Он у меня мудрый человек, с очень правильной жизненной позицией. Понимал, что усыновление это дело благое, и препятствовать ему он просто не имеет права, поэтому открылся и впитывал информацию, проживал ее, переваривал. На том же сайте я смотрела видео-истории семей - все их пересмотрела, до сих пор всегда жду новые выпуски. Они мне тоже очень помогли. Показали, что через какое-то время адаптация проходит, многое меняется. Родителям там задают очень правильные вопросы, и ответы помогают определиться тем, кто пока сомневается, его это или нет. Мужу я тоже эти видео показывала, выбирала похожие на нашу семью или находила какие-то особенные истории. Например, там есть история семьи, которая решилась взять ребенка с диагнозом ДЦП, а на деле оказалось, что мальчика вообще ничего подобного нет, он прекрасно бегает. Хотя «ДЦП» в медицинской карте ребенка до этого времени долго отпугивало от него потенциальных родителей. А эти оказались смелее, сказали: «Будем знакомиться». И своими глазами увидели, как мальчик бежит к ним вприпрыжку. Папа сразу сказал: «Забираем немедленно!». Такие рассказы, конечно, придает сил - собственными глазами все видишь и слышишь. Людям нужны яркие примеры, потому что, сталкиваясь с усыновлением, многие начинают ощущать себя изгоями. Нас тоже поначалу никто из близких не понимал.
В общем, осенью 2014 я сказала мужу: «Миша, повернуть назад я не могу. Если этого не сделаю, никогда потом себе не прощу», и он согласился, потому что понял, насколько для меня это важно. Я пошла на прием в опеку. Там специалист с порога встретила меня недружелюбно: «Еще этого вам не хватало!». А в итоге оказалась милейшей женщиной, мы теперь с ней дружим. Может быть, это и правильно, что кандидатов встречают подозрительно, потому что если человек на этом этапе сдается, значит, он пока точно не готов пройти весь этот путь. Она не грубила, ничего подобного, но разговаривала очень едко. И только когда убедилась, что я вполне понимаю, на что иду, растаяла. Рассказала мне о процедуре и дала направление в ШПР. Мужу я предложила пойти учиться и параллельно разбираться со своей готовностью на основании подробной информации, которую нам будут давать. Я обзванивала все школы в нашем районе, пыталась сделать так, чтобы Миша ходил по индивидуальной программе - он очень много работает и не может отрываться от дел в будние дни. Но никто не шел нам на встречу, везде одни и те же правила: посещать и не пропускать. Тогда кто-то нам посоветовал, раз уж у нас есть финансовая возможность, идти в школу Рудова. Там было даже дистанционное обучение, хотя это все-таки не то, и мы приняли решение учиться на очной основе. Пришлось пожертвовать временем, было действительно тяжело полтора месяца подряд ходить на занятия. Но здесь, по крайней мере, начало в будние дни было в 19 часов вечера, а не в 17.00 как во многих других ШПР, и плюс выходные. обучение нас удивительно сблизило как пару, мы вышли на новый уровень ощущений и отношений. В школе мы со всеми познакомились, и теперь со многими дружим и уже даже встречались с детками. В ШПР нам объяснили, что тайна несет только проблемы и дополнительные травмы и поэтому мы стараемся, чтобы в нашем окружении были семьи с приемными детьми для того, чтоб наши малыши не чувствовали себя какими-то не такими. И вот после каждой лекции по дороге домой мы обсуждали услышанное. Миша держал оборону, на протяжении всего процесса обучения он не говорил «да», оставляя себе возможность повлиять на ситуацию, если что-то пойдет не так. Но к концу обучения он уже сам сказал, что мы не имеем права не взять ребенка: у нас крепкая любящая семья и у нас есть материальные достаток, есть силы, есть возможности, и кто, если не мы. Конечно, первоначально у него был очень сильный страх, и оказалось полезным то, что на занятия ходили пары, в которых мужчины уже были готовы к усыновлению. У кого-то просто не было своих деток, у кого-то другая история, но, главное, они уже дозрели – шли в ШПР, понимая, что точно возьмут ребенка. И оказалось очень полезным проводить время с одногруппниками - мы ходили в кафе, общались, я всегда старалась сделать так, чтобы у мужчин была возможность поговорить между собой. Причем, многие из них оказались очень умными людьми, с хорошим образованием, уверенными в себе - к их мнению стоило прислушаться. И они сказали, что мужчинам проще принять ребенка: тебе принесли маленького человека, и ты защищаешь. Это женщины мучаются вопросами адаптаций, эмоций, чего-то еще. Параллельно, чтобы укрепить уверенность мужа, я нашла через знакомых семью, которая уже приняла детей и предложила им встретиться. Мы посидели в кафе, пообщались. У них на тот момент был кровный семилетний мальчик, приемная семилетняя девочка и ее старшая сестра одиннадцати лет. Мне было важно, чтобы муж поговорил с родителями, посмотрел на реальных усыновителей. Кстати, мы сдружились с этой семьей и сейчас прекрасно общаемся. Они одновременно с нами взяли еще и мальчика полутора лет.
Мы закончили учебу, получили сертификат об окончании ШПР, а документы не делаем, так как середина ноября, и у Миши на работе конец финансового года. Год оказался просто ужасным, и ему приходилось очень трудно. Но я уже не могла остановиться, сама все прошла и понимала, какого ребенка наша семья могла бы принять. Еще когда обучались, мы осознали, что просто не справимся с ребенком-инвалидом. У нас трое мальчишек, мы много путешествуем, постоянно куда-то ездим и в целом ведем активный образ жизни. Та же Светлана, приемная мама 3их детей, мне посоветовала не усложнять ситуацию для первого раза – решиться на самый простой вариант. Незачем пугать мужа. А потом появится опыт и можно будет сделать следующий шаг. При этом я и на этот раз не исключала, например, принятие ребенка с синдромом дауна. Насчет возраста мы решили, что будем искать девочку до года, чтобы не разрушать семейную иерархию. Хотелось дочку примерно на год младше самого маленького в семье, и чтобы малышка не больше шести месяцев провела в учреждении - свыше шести месяцев это уже глубокая депривация и депрессия.
Искать ребенка я, честно говоря, начала, когда мы еще учились в ШПР. Показывала Мише фотографии разных детей из Базы данных, но он говорил, что вообще ничего не понимает – на его взгляд, по фотографиям невозможно определить «твой» ребенок или «не твой». А когда мы уже заканчивали ШПР, мне понравилась девочка Вера 1 год и 1 месяц. И я ее фотографию разослала всем своим одногруппникам. Думала, может, кто-то заинтересуется, если уж мой супруг пока не готов. Но никто почему-то не отозвался, хотя девчонка, мне показалось, просто находка. У нас с мужем есть знакомый фонд, которому мы помогаем. Так вот, я попросила руководителя этого фонда позвонить в детский дом, где жила Вера и договориться, чтобы я смогла приехать к ним как волонтер. Надеялась, что у меня все-таки получится устроить ребенка в семью – не в свою, так в какую-то другую. И так быстро все закрутилось, в Москву приехала главврач дома ребенка, мы познакомились, узнали, чем можем помочь. Собрали помощь среди знакомых. Они попросили нарядные платьишки к празднику и подгузники, мы купили много всего необходимого к Новому году, и я поехала. Нам устроили экскурсию по дому ребенка, и это оказался настоящий ужас. Были совершенно душераздирающие моменты, дети кричали: «Мама, забери меня!». Конечно, нам рассказывали про эти истории в ШПР, и это дало сил – я говорила, что я не мама, я тетя Аня. Но когда вечером приехала домой, рыдала и не могла остановиться. Мне сказали, что до меня Веру смотрели 13 семей. Встреча с ребенком - это воля Всевышнего. Тот человечек, который должен пройти с тобой всю жизнь бок о бок, обязательно придет, потому что пути прорисованы заранее.
После истории с Верой кто-то дернул меня набрать в поиске возраст «от года до трех», и вот выскакивает анкета Катюши. Я посмотрела на девочку и влюбилась. Ей тогда было 2 годика, она оказалась на несколько месяцев старше Витюшки. Дальше я просматривала другие видео. Иногда попадались мальчики очень похожие на наших, но перед глазами все время стояла Катюша. Через некоторое время после этого, примерно за неделю до Нового Года, когда мы с мужем ложились спать, я ему показала видео про Катюшу. Сижу и жду, что он опять скажет: «Что ты снова начинаешь форсировать?». Но он посмотрел и вдруг говорит: «Это единственный ребенок из всех, что ты мне показывала, который с первого взгляда понравился». Я образовалась и сразу предложила: «Давай тогда подадим документы и будем забирать». Недостающие бумаги я собрала за три дня - за день объехала все диспансеры. А справку о несудимости заказала давно, еще в самом начале перед ШПР. В итоге я сдала все в опеку и сказала, что у них 10 рабочих дней на подготовку заключения. Нас Антон Жаров на занятиях так учил - он жесткий товарищ, настроен против органов опеки, считает, что они не компетентны и мешают усыновителям. Говорил, надо ругаться сразу, чтобы никто не мешал потом - лучше вообще дверь ногой и тут же обозначить, кто вы, что вы и что за этим последует. Хотя, в Москве, на мой взгляд ситуация сейчас исправилась, а вот в регионах до сих пор кошмар.
С нашей опекой у меня сложились очень хорошие отношения, я сразу показала фотографию Кати, сказала, что у меня уже куплены билеты, и если заключение не будет готово в отведенный законом срок, я потеряю деньги. Специалист, который нас ведет, выходила на работу даже в праздники, и сразу после новогодних каникул мы получили заключение. Я подхватила чемодан, который давно был собран, и полетела в Новокузнецк. Мы с мужем решили, что я лечу одна, знакомлюсь и если все хорошо, тогда он прилетает, и мы забираем Катюшу вместе. В школе на этом делали акцент – говорили, что детей нужно забирать обязательно вдвоем, маме и папе. Я позвонила предварительно в опеку Новокузнецка, сообщила, что еду к ним. И тут мне сообщили, что у Кати есть старшая сестра, спросили, готова ли я взять двух девочек сразу. Конечно, это добавило переживаний, но в итоге на месте выяснилось, что в отношении Катиной старшей сестры родители год как лишены родительских прав и девочка находится под опекой у бабушки. Она сама и лишила родителей прав, чтобы забрать внучку себе, сестра Кати никогда даже не была в детском доме. И при этом всем кандидатам опека сообщала, что Катю можно забрать только вместе со старшей сестрой. (В Федеральной базе данных у Кати был статус «опека» и есть сестра, поэтому никто её не смотрел даже. На деле оказалось, что уже год как статус «усыновление» и сестра никогда не была в детском доме, всегда проживала с бабушкой).
Не знаю, как это объяснить, но после того как я увидели видео Кати, у меня было внутреннее чувство, что это моя девочка и я ее заберу во что бы то ни стало, кто бы что ни рассказывал и как бы со мной не играл, дойду до финала. Была в этом очень глубокая уверенность. Я прилетела в Новокузнецк, ночь не спала в самолете, нервы на пределе - такое событие в жизни, ребенка забираем. Приехала в опеку, а они мне раздраженно: «давайте заключение, что там у вас». Все оригиналы отобрали. И я имела неосторожность попросить сделать мне копию, чтобы у меня на руках хоть что-то осталось. И тут они как начали кричать: «Что вы привезли? Это все? Вечно вы из своей Москвы приезжаете, а нам что с этим делать? Копию если хотите, сами ищите, где делать!». Я вышла и очень долго ходила по незнакомому городу со слезами на глазах в поисках ксерокса. Утро, все еще закрыто, еле-еле нашла офис, где попросила сотрудницу снять мне копию. Возвращаясь в опеку, думала, что если специалист еще хоть слово скажет, я не выдержу и начну на нее кричать. Но она уже спокойно разговаривала. А после обеда я поехала в дом ребенка Новокузнецка № 2 знакомиться с Катюшей. И дальше опять все сквозь слезы. Почему-то у меня была иллюзия, что встретят в доме ребенка хорошо. Но не тут-то было! Прихожу с направлением на знакомство, и главврач ни с того, ни с сего начинает мне по полной программе выговаривать, что была бы ее воля, она бы детей никому не отдавала. Приезжают тут всякие, забирают, кому не лень, а потом возвращают обратно. Недавно девочку забрали у них в семью, умницу, куколку, и тут же вернули в другой детский дом. А москвичи вообще все плохие, и зачем им только все это надо, если свои дети есть. Зато заместитель главврача оказалась очень хорошей женщиной. Она напомнила мне родную бабушку, и очень помогла. Открыла медицинскую карту Катюши, рассказала о здоровье, показала, как правильно заполнять документы. Сказала, что Катю забрали у мамы, когда ей было два с половиной месяца и до девяти месяцев она, здоровый ребенок, лежала в больнице, потому что ждала путевку в дом ребенка.
А потом нас с Катей познакомили. Вошла маленькая девочка, запуганная, в слезах, но нарядная. Воспитательница хотела тут же уйти, но я умолила ее остаться, посидеть с нами в игровой комнате. Она минут сорок с нами вместе общалась, играла. Я сразу увидела, что Катюша меня боится, настороженно реагирует, и очень обрадовалась – поняла, что у ребенка есть привязанность к воспитателю, а это очень хороший показатель. Катюша оказалась более-менее сохранной. Воспитатель понимающая, говорила, это хорошо, что Катя ко мне сразу не идет. Было бы хуже, если бы бросалась к каждому встречному. Что касается меня самой, то при личном знакомстве не возникло никаких моментальных чувств к ребенку, ничего не щелкнуло внутри. Но нас и в школе учили, что главное, чтобы не было отторжения, остальное приложится потом. Так и вышло. Каждый день я ходила к Кате утром и вечером, через 3 дня прилетел муж и мы продолжали знакомство с нашей доченькой уже вместе. Катя плакала каждый раз, как нас видела, категорически не хотела уходить из группы, но постепенно привыкала. Претензий к дому ребенка у нас нет вообще - здание после ремонта, везде чисто, хорошая мебель, много игрушек. У Кати была очень красивая одежда, мне шкафчик ее показали - и заколки, и платья, и куртки, все в полном порядке. Причем, это не было подготовлено к нашему визиту, они именно так и содержат детей. В группу нас, кстати, вообще не пускали, но мы старались туда пробраться правдами и неправдами под предлогом «Катя захотела». Фотографировали ее шкафчик, ее кроватку. Нам в школе рассказали, что обязательно нужна книга жизни ребенка и чем больше там фото, тем интереснее потом рассказывать о прошлой жизни.
А еще мы нашли в Новокузнецке родных бабушку и сестру Кати. Я расспросила заместителя главврача, сказала, что хочу познакомить Катю с сестрой и как можно больше узнать о ее родителях и других близких родственниках. Так мы вышли на бабушку. Познакомились с ней и ее старшей внучкой, пригласили их пообедать, а сейчас поддерживаем связь. Они к нам в гости осенью собираются приехать. У Кати совершенно нормальная бабушка, добрая, работящая, замужем. Ей 53 года. Ее первый муж умер, когда сыновья были подростками, и она оказалась в очень тяжелой ситуации. Была сильнейшая депрессия. Но детей нужно было поднимать, и женщина ушла с головой в работу. А сыновей упустила - ни сил, ни времени не было, чтобы ими заниматься. В итоге они выросли наркоманами, ворами, стали вести асоциальный образ жизни. Потом один из ее сыновей, Катин отец, женился на Катиной маме, которая тоже была из неблагополучной семьи. И мать, и отец Кати живы. Они безумно любят друг друга, но из-за своих наклонностей заниматься детьми не могут. У них родилось три дочери. Старшая девочка у бабушки. От средней мать отказалась в роддоме, и опека куда-то ее забрала - у бабушки даже согласия не брали. А младшую мы нашли в доме ребенка. Бабушка рассказала, как сильно она переживала из-за Кати, было очень тяжело, хотела и ее тоже забрать, но боялась, что не справится. Семья стабильная, и бабушка, и ее муж работают на шахтах, но, конечно, они уже не молоды и им страшно забирать под свою ответственность еще и совсем маленького ребенка.
А потом мы забирали Катюху из дома ребенка. С криками, протестами, но при этом она довольно быстро успокоилась. И уже в машине, по дороге в аэропорт поняла, что деваться некуда – впереди новая жизнь. После самолета Катя была замученная, домой приехала вся мокрая - вспотела как котенок в машине. Я снимаю комбинезон, заходим, и нас встречают дети с няней. Вот когда Катя увидела мальчишек, игрушки, то сразу же успокоилась. Наверное, подумала, что это просто новая группа. Илюша, наш старший, повел ей на экскурсию по квартире, отдал ей свои самые любимые игрушки – песика и что-то еще. Мы детей готовили к этому моменту заранее. За 4 месяца до того, как появилась Катя, я рассказала, что мы возьмем ребенка из детского дома. Обсуждала со старшими тему сиротства, подводила разговор к этому все время. Рассказывала, что бывают в жизни ситуации, когда родители не могут сами воспитывать своих детей, и дети попадают в детские дома. Когда я впервые заговорила об этом со старшим, у него случилась настоящая тихая истерика, он и плачет, и стесняется своих эмоций, и утыкается в меня. А потом спрашивает: «Мама как же они без родителей живут? Что же им делать?». Я его успокоила, сказала, что он молодец и у него очень доброе сердце. Призналась, что сама тоже всегда плачу, когда слышу такие истории. И как-то плавно разговор подошел к тому, что мы всей семьей должны взять ребенка из детского дома - у нас есть место, есть возможность, мы живем не на хлебе и воде. И дальше, когда уже появилась Катя, он с братом Андрюшей очень гордо всем об этом рассказывали. Конечно, я всех в детском саду предупредила, у нас там есть детские психологи и мало ли что – такие серьезные перемены в жизни. Но мне сказали, что все прекрасно, дети ходят гордые и довольные, рассказывают, что теперь есть сестричка, которую родители привезли, чтобы жизнь ее стала лучше.
У нас были свои чудеса адаптации. В частности, они проявились в том, что Катя пыталась пить воду из унитаза. Увидела воду в свободном доступе, и обрадовалась: красивый белый унитаз, и она туда сразу руку. Потом лизала мыло, видимо, из-за его запаха. В первый же вечер я набрала для нее целую ванну воды, хотя мне в доме ребенка сказали, что она не любит купаться, плачет, и надо будет постепенно приучать. Но она как увидела эту воду, сразу стала кричать, что ей надо купаться, и ныряла с головой как в бассейне. А еще пока Катя не перебрала все шкафы в доме, она не успокоилась. Теперь это единственный ребенок в семье, который знает, что и где лежит. Папа как-то попросил Илюшу принести ему тру сы, тот «я не знаю, где они». А Катя тихим сапом ушла в гардеробную и через минуту приносит самые красивые, в красную полоску. Выбирала. Когда мы ее забирали из дома ребенка, она говорила только одно слово - «там». И все. Теперь уже свободно болтает. Она, кстати, не раскачивалась, как это часто делают дети в учреждениях, но когда нервничала, засовывала два пальца в рот и начинала сосать. Мы заменяли пальцы на бутылочку, трубочку, потом привыкли сосать соску. Она смотрела-смотрела на маленького Витю, и стала тоже соску брать. Меня Витя просто спасает, она все с него слизывает. В доме ребенка нам сказали, что она не ест мясо, не любит, и её заставляли его есть, так как у Кати рахит. А дома любимое блюдо с первых дней – это котлеты! Из всех видов мяса.
Прошло всего полгода с того момента, как Катя появилась в семье, а мои мальчишки уже настолько привыкли, как будто она была с нами всегда. И вот как-то Илюша, старший, спрашивает среднего сына: «Андрюша, ты вообще помнишь, откуда у нас Катя появилась?», и Андрей отвечает: «Ну, мы ее искали – искали, потом мама куда-то полетела, и привезла Катю наконец-то домой». Мы привезли Катю 29 января 2015 года. А сыновья уже просят, чтобы я еще им девочку родила или привезла. Спрашиваю: «зачем вам?», а они отвечают: «Ну, Катя у нас такая классная. Еще девочку надо, будем играть».
Миша, который долго сомневался, сможет ли стать приемным папой, принял и полюбил нашу дочку всей душой мгновенно. Я, конечно, была уверена, что у человека с таким добрым сердцем не будет сложностей в принятии маленького человека, нуждающегося в защите, ласке и заботе. Но не могла себе даже представить, что это произойдет так быстро. Папа и дочка просто обожают друг друга! Дочка не может уснуть без папиных поцелуев. Купаться в море идет только с папой - ведь он самый большой и сильный на Земле. А она для него «лучшая девочка на всей планете», я каждый день это слышу. Да и если бы не слышала, в глазах этой парочки, так нежданно нашедшей друг друга, читается неземная любовь.