Давняя традиция размещать изъятых детей в больницах постепенно уходит в прошлое, но все же такие факты еще встречаются в регионах. Однако даже если в больнице оказывается ребенок из детского дома, проблема та же: он остается там в одиночестве. Дети получают психотравмы, испытывают большой стресс, в их развитии наблюдается регресс. За несколько недель одиночества в больнице малыш может потерять навык и чувство привязанности. Эксперты и приемные родители отмечают: нужно обеспечить таким детям уход и заботу в медучреждениях и менять ситуацию на законодательном уровне.
«Уже меньше фактов, когда изъятых детей помещают в больницы, но это все еще случается»
Марина Аксенова, директор фонда «Солнечный город»
Новосибирский благотворительный фонд «Солнечный город» занимается этой темой уже 13 лет. Сейчас, отмечает директор фонда «Солнечный город» Марина Аксенова, к счастью, таких детей в больницах стало меньше: «Выросла потребность в приеме таких детей в семью, если у них нет родителей, и они теперь не подвисают в больницах. Раньше такой динамики не было. Иногда дети проводили в больницах долгие недели. Как-то еще 8 лет назад мы столкнулись со случаем, когда ребенок провел в больнице 8 месяцев, без всяких диагнозов, - просто девочку не переводили в учреждение. Сейчас, если такие истории бывают, они вызывают большой резонанс. А раньше их было очень много».
Ольга Власова, директор Благотворительного фонда помощи детям и семьям «Наши дети»
В Уфе, например, рассказывает Ольга Власова, директор Благотворительного фонда помощи детям и семьям «Наши дети», почти не бывает так, чтобы детей, изъятых из семей, помещали в больницы. Их размещают в карантинный блок при домах ребенка. Но в небольших населенных пунктах все иначе. «Мы работаем еще в десяти городах и селах Башкортостана. У нас договора с больницами, на месте есть куратор и обученные няни, которые выходят к такому ребенку. И там детей из семьи размещают в больницах. Этим нарушается 481 постановление, но я понимаю, почему это делается - и в данных ситуациях это лучший выход, - рассказывает Ольга Власова. - Дело в том, что в регионе обычно один дом ребенка. У нас они находятся в Уфе и Стерлитамаке. И если ребенка изымают где-то в небольшом городе на 50 тысяч населения или даже в деревне, там домов ребенка нет, значит, если его повезут в этот центральный дом ребенка, то маме будет трудно его навещать, это очень далеко. А ведь ведется работа по сохранению кровной семьи, надо помочь маме исправить ситуацию и при этом видеть своего малыша. А такая работа становится невозможна, если он в 400 километрах от дома в доме ребенка. Поэтому лучше, что малыш попадает в местную больницу и находится там с нашими нянями. Это временная мера, может быть, можно найти другое решение, но пока в существующей государственной инфраструктуре это оптимальное решение».
Раньше, отмечает Ольга Власова, дети могли находиться в больнице и по полгода. Сейчас максимум месяц, но даже по медпоказаниям, а не по экстренному размещению. Что касается устройства в семьи, то пока у ребенка нет статуса сироты, он считается родительским, и в замещающую семью он не идет. Есть и профессиональные фостерные семьи, которые могут принять такого ребенка: мама получает зарплату, и ребенок живет в семье, а не в больнице, это большой плюс. Но пока в России это единичные проекты.
Больница не обеспечивает детей уходом: нужна помощь
Как поясняют эксперты, в больнице персонала не хватает, да и функций ухода больница не несет, поэтому с вниманием к отказникам там дела обстоят плохо. «Больница может разрешить лечь маме с ребенком, по закону. Но дополнительных ставок для того, чтобы приставить к ребенку взрослого, чтобы с ним играть, развлекать, успокаивать, на ручках носить, нет, - говорит Марина Аксенова. - И опять же, везде работает человеческий фактор. У нас была больница в городе, где заведующая детским отделением каждую свободную минуту бежала в палату с отказниками, на руках их таскала, успокаивала, а там было тогда 18 детей в одной палате, даже нашим двум няням было тяжело. Но это не обязанность. Или нужно создавать в больнице условия, чтобы персонал мог ухаживать за детьми, или же государство должно предоставлять в больницы такой персонал по уходу».
Чтобы няни могли работать с такими детьми в больницах, нужно заключить договор между фондом и больницей или Минздравом. Раньше не хотели пускать в больницы посторонних людей, но сейчас уже таких больничных нянь воспринимают как реальную помощь, ведь это лишние руки. Кстати, самые сложные случаи – когда, например, дети поступают в закрытые больницы с туберкулезами. Туда не пускают сторонних сотрудников-нянь, а своего ухаживающего персонала там мало. Вот там буйным цветом растет социальное сиротство.
Больницы очень «за» такую помощь некоммерческих организаций, которые предоставляют нянь, говорит Ольга Власова, потому что с медучреждений снимается лишняя головная боль: «Ведь в больницах нет специально выделенного на такую работу персонала, и уход за отказниками ложится дополнительной нагрузкой на санитарок или медсестер, да еще бесплатно. А дети без присмотра - это тоже опасно, они могут упасть, удариться и так далее. У нас хорошая репутация, 16 договоров с больницами республики. Даже когда была пандемия, наших нянь не выгоняли из больниц, они продолжали работать с детьми».
В апреле «Солнечный город» всегда проводит всероссийскую акцию «День заботы» - мы все годы посвящали ее сбору средств для оплаты больничных нянь. «В прошлом году мы собрали 9,5 млн рублей. И всегда получаем огромный резонанс, мы видим, что люди знают об этой проблеме. И даже на своей практике: женщины лежат в больнице со своими детьми – и видят вот таких отказников в больнице. Причем истории 10 летней давности почти не отличаются от историй сегодняшнего дня, и это печально. Мы бы и не выходили с этой проблемой за границы Новосибирска, но это происходит везде, потому что есть дыра в законодательстве и ее надо решать», - говорит Марина Аксенова.
В 2009 году в Новосибирске фонд добивался того, чтобы детей хотя бы не возили в разные больницы, чтобы из одного дома ребенка они попадали в какое-то одно социальное отделение, чтобы там были все малыши с нашими нянями. И такое отделение работало с 2010 по 2014 год. И уже в 2014 году малышей совсем не размещали в больницах. «Отрыв от семьи и тут же помещение в больницу одного, а потом еще и в приют, –это двойная, тройная травма. С 2014 года в Новосибирске и области принят другой порядок маршрутизации: ребенка в возрасте до 4 лет размещают в дом ребенка, а не в больницу. А раньше и у нас именно в больницы шла основная масса изъятых детей. Дети постарше размещаются сразу в социальные реабилитационные центры», - поясняет Марина Аксенова.
Есть еще категория, когда в больницу на госпитализацию направляются дети из дома ребенка – и даже в этих случаях, когда дети действительно ложатся на лечение, в бюджете дома ребенка нет средств на няню. А с воспитателем он лечь не может. «Но обычно о таких плановых госпитализациях в домах ребенка и больницах знают, сразу нас предупреждают. И мы даже часто даем ту же няню, которая уже работала с этим ребенком, - рассказывает Ольга Власова. - Он ее уже знают, привык, и это исключает лишние стрессы. Кстати, чтобы не было привыкания няни и ребенка друг к другу, мы обучаем наш персонал. Няни также проходят работу и с психологом, чтобы знать, как предохранить от психологической травмы и себя, и ребенка».
«Мы видим горе, которое переживает ребенок»
Нина Чудинова, куратор программы «Больничные дети» Детского благотворительного фонда «Солнечный город»
Находиться в больницах в одиночестве детям тяжело. Кстати, и родительские дети поступают под опеку нянь - например, если мама не может лечь с ребенком сама, по разным обстоятельствам. Но чаще в больницы приходят дети по актам изъятия. «Мы видим горе, с которым приходит ребенок. Он не понимает, куда и почему он попал. Специалисты не объясняют ребенку ничего, везут просто как вещь. Уже наши няни объясняют, что он в больнице, где лечат, окружают теплотой, чтобы он доверился и успокоился. Дети часто задают вопросы: «А когда я поеду домой?». Приходится искать ответы, важно поддержать малыша психологически», - рассказывает Нина Чудинова, куратор программы «Больничные дети» Детского благотворительного фонда «Солнечный город».
Вот опыт «Солнечного города». В Новосибирске две больницы в городе и две в области, с которыми сотрудничает фонд: в подчинении 15 нянь, 13 штатных и 2 по договору. В эти больницы идут все потоки детей. Самое большое количество детей обычно поступает в инфекционную больницу в Заельцовский район города – из домов ребенка, на лечение, или из роддомов, отказники. В больнице даже сделали отдельные палаты для таких детей. В 2018 году в больницах лежало с сопровождением наших нянь 1007 детей, в 2019 году - 1084 ребенка, в 2020 год – 596 детей (из-за пандемии два отделения в четырех больницах были закрыты). В 2014 году было принято постановление на уровне региона о том, что дети-отказники без медицинских показаний размещаются не в больницах, а в домах ребенка,
Ребенка могут направить в больницу, казалось бы, «по показаниям», но по факту это не всегда так. «Бывает, у малыша температура, но он ее мог просто «наплакать», пока его изымали у родителей. Или, например, недавно девочку нашли в подъезде, зимой в легкой кофточке, и у нее была температура, - но, скорее всего, опять же из-за стресса. Ее направили в больницу», - говорит Нина Чудинова.
Няни работают по принципу «работа с уважением к каждому ребенку», разработанному венгенским врачом-педиатром Эмми Пиклер, которая была директором детского приюта и вообще изменила всю систему ухода. Тогда, в 1946 году, приняв сотрудников на работу в свой Дом ребенка Лоци в Будапеште, Эмми понаблюдала, как они ухаживают за детьми, и всех уволила, хотя они были с образованием. И наняла в приют других женщин, которые были готовы заботиться, давать ребенку навыки, быть значимым взрослым, чтобы ребенку было хорошо. «Она опередила время. Дети у нее практически не болели. Там няни много говорили с детьми и давали им свободу движений. Эти принципы в работе с детьми мы сохраняем, - рассказывает Нина Чудинова. -Кстати, палаты, где содержатся такие дети, оборудованы: есть игрушки, карандаши, краски, пластилин, конструкторы, катающие машинки, качалки, коляски… И няни могут заниматься с детьми, есть чем их развлечь».
Больничной няней может стать человек с педагогическим или медицинским образованием. Иногда приходят люди, далекие от помощи в больнице. «Я провожу собеседование. В нашем разговоре мы, в том числе, касаемся детства этого человека. Например, я спрашиваю, как за ним ухаживали, когда он болел. Такие моменты важны - от этого, в том числе, зависит и то, как няня будет сама относиться к малышу в больнице, - поясняет Нина Чудинова. - Важно, когда у няни есть потребность дарить заботу. Мы сразу честно говорим няням, что в больницах могут быть инфекции, и у самих детей тоже, потому что важно, чтобы человек шел на эту работу осознанно, без иллюзий. Также важно, чтобы человек был готов и психологически. Да, няни часто испытывают профессиональное выгорание, ведь они видят постоянно, как переживают, горюют эти дети. Мы помогаем няням – обеспечиваем обучением, консультациями психолога, специалисты дают техники восстановления ресурса».
Маргарита Заркова
Своим опытом делится Маргарита Заркова. Маргарина закончила педагогическое училище, затем проработала 9 лет в доме ребенка, а последние 3 года работает больничной няней. Как рассказывает Маргарита Заркова, в доме ребенка, где она работала, также продвигали принципы «заботы с уважением» – их развивает доцент кафедры психического здоровья и раннего сопровождения детей и родителей Санкт-Петербургского государственного университета Олег Пальмов, который стоял у истоков реформы сиротских учреждений. Так что, придя работать няней в больницу, Маргарита Заркова уже была готова к такой работе.
«Когда к нам приносят ребенка, мы иногда еще не знаем его имени и фамилии. Его домашнюю одежду сдают в гардероб, или ее забирают родители – и мы, в первую очередь, даем ему одежду от фонда «Солнечный город». Малыши часто плачут – и мы их успокаиваем, на руках носим, стараемся отвлечь от горестных переживаний, - рассказывает Маргарита Заркова. - Бывают дети очень тяжелые, которые даже не могут сами есть. Или же бывает, что ребенок теряет какие-то навыки, начинает есть из бутылочки, хотя раньше ел ложкой, перестает проситься на горшочек – и не только из-за болезни, а еще из-за отрыва от семьи, из-за стресса. Иногда в карте написано, что ребенок ест ложкой, - а он не может. Но постепенно навыки возвращаются. Малыш выздоравливает, и успокаивается. У детей, изъятых у родителей, и речь тормозится, они молчат. А потом вдруг раз - и заговорил. Или бывает, что и сами по себе отстают в развитии, иногда приезжают очень грязные. Но меняются хоть немножко, пока мы за ними ухаживаем. Где книжку почитаешь, где кроватку покачаешь… И очень важна та самая забота с уважением. Стараемся, чтобы для ребенка все было предсказуемо. Например, если его ведут на рентген, мы ему все объясняем, чтобы не было страха. Мы с ними рисуем, собираем паззлы. Лежат сейчас эти дети в больницах недолго, и ни они, ни мы не успеваем друг к другу привыкнуть, хотя и бывает, что они к нам тянутся. Да и у нас бывает, что дети какие-то в душу западают. Бывает, что дети и повторно поступают в больницу, а мы их знаем уже с нуля. Иногда через год приезжают, и мы радуемся – как изменились, выросли!».
«Девочка открыла глаза и сказала, глядя на меня: «Мама!»»
Как замечает Нина Чудинова, каждому стоит вспомнить свое детство – как тяжело ребенку, как он болеет, и как важно, чтобы кто-то был рядом. Было бы хорошо, чтобы такие дети быстрее уходили в семью, а не сидели взаперти в медицинском учреждении.
Действительно, есть случаи, когда приемные семьи забирают себе таких малышей из больниц. «Однажды привезли мальчика из роддома: мама сразу отказалась от него, а он тут же подхватил ветрянку и попал к нам в больницу, - рассказывает Маргарита Заркова. - Пока он у нас лежал, нашлись приемные родители. Они ходили к нему, но не могли лечь с ним в больницу, потому что сами не болели ветрянкой, и были в группе риска. Как только малыш выздоровел, они его забрали. Другой случай, малыша поместили в больницу, а его приемная мама уже сразу легла в палату вместе с ним. Когда их выписывали, приемный папа приехал встречать их с воздушными шариками…».
Светлана Сивинская с семьёй
История первая. Светлана Сивинская, Калужская область, в семье 17 детей - 3 родных и 14 приемных (сейчас в семье живут 10 несовершеннолетних детей).
«Наш стаж приемного родительства - с 2003 года. Мы с супругом вместе уже 38 лет, за эти годы вырастили трех кровных детей, а когда свои выросли и пошли в вузы, без детей стало пусто, мы решили взять в семью еще детей. Тема была близка, мы были в нее погружены. Взяли – и вырастили еще троих приемных, потом взяли еще троих ребят, и вдруг нам предложили еще двоих – брата и сестру. Их третий брат Даниил, ему было 3,5 года, находился в реабилитационном центре, а эти малыши – в больнице. Егорке было 5 месяцев, а Алине - около 2 лет, когда они попали в больницу после изъятия из семьи. Когда нам сказали о них, они уже 4 месяца там находились. Нам уже было за 40 лет – мы думали, сможем ли взять таких малышей? Но мы поехали навестить их - и уже не смогли отказаться, хотя и до последнего дня были сомнения в своих силах. Это был 2012 год. Сейчас Егору уже скоро 10 лет, а Алине 12.
Семья, в которой родились эти дети, была асоциальная. Мать и ее сестры не работали, не содержали своих детей. Все держалось на бабушке этих малышей. Когда она умерла, дед пошел в загул, все рухнуло. Пятимесячного Егора начали кормить «Ролтоном», дома – грязь… Когда мы приехали к малышам в больницу, Егор сидел в кроватке – и не мог улыбаться, эмоции у него совершенно отсутствовали. Я его беру на ручки, а он смотрит молча: «Кто это?»… Такое ощущение, что он и людей не видел. Иногда в те месяцы с ними в больнице находилась тетя, но интерес к ним не проявляла: «Да зачем они мне, у меня своих полно». Мы привозили игрушки, а дети не понимали, что с ними делать. На голове у Егора были шишки – он вываливался из кроватки, но санитаркам было некогда следить: «ну и что, он у нас уже сто раз падал». Мы забрали детей. Дома, в первое время, мы пытались учить их играть, но Егор играл только крышками от банок. А еще играл шваброй и тряпкой – видел, как санитарка в больнице протирала все, и запомнил, просто механически повторял ее действия. Алина тоже ничего не понимала, только сидела и хлопала глазами. Она могла пойти к любому человеку, кто к ней отнесется по-доброму. Только через год, как она жила у нас, у Алины появилось чувство: «Это - мое». Дети сразу начали называть нас «мама», «папа», но понимания этих слов у них не было, вообще не было чувства привязанности. Мы много занимались с детьми, и они начали развиваться. Но 4 месяца в больнице сказались на их психике, отсталость даже на несколько месяцев дает о себе знать. Кстати, когда мы брали детей, в документах было написано, что они здоровы. Уже позже мы обнаружили, что у Егора зрение плюс 10, что у них задержка развития. Сейчас Алина и Егорка учатся в школе восьмого вида».
Лариса Романова с детьми
История вторая. Лариса Романова, г. Нелидово, Тверская область, 3 кровных и 9 приемных детей:
«В 2007 году я в третий раз стала счастливой мамой: родился сын Владислав. У мальчика оказалось тяжёлое хроническое заболевание, мы без конца лежали в больницах, диагноз врачи поставить не могли. Жили в состоянии «больница-дом». В больнице я часто видела малышей из домов ребенка, отказников, которые там лежали. В 2010 году мы в очередной раз попали в больницу, состояние у Влада тогда было очень тяжелым. В палате были лишь одна-две детских кроватки и тумбочка, мамы спали на полу на матрасах, которые днем убирались в кладовку. Для нас, мам, такое неудобство было незначимым, главное - рядом со своим малышом. К нам с Владом в палату подселили девочку: «Она хорошая, из приюта» . Беленькая, стриженая, ее принесли на руках. На тумбочку положили кучу застиранных ползунков и кофточек, памперсы. Было ощущение, что ребенку месяцев 8 -9. Уже позже я узнала, что Анечке 3 года и 8 месяцев. Девочка почти не говорила, перемещаться могла только в кроватке, держась за бортики.
Ночью я проснулась от даже не плача, а крика Ани. Это было что- то страшное! Что сделает любая мама? Я схватила Анечку, прижала к себе, положила рядом на свой матрас. Она успокоилась, открыла глаза и вдруг сказала мне «Мама!». Для меня это было потрясением. Когда твой ребенок тяжело болен, на грани «что будет», - и тут такое…
Мы пролежали в больнице почти месяц. Оба ребенка были на мне. Сажаю Влада на коленку – и Аню на другую. Кстати, малышка начала садиться на горшок – оказывается, ей памперсы особо и не нужны, она справлялась.
По моей просьбе доктора узнали о судьбе девочки. Оказалось, ее мама умерла, а отец – инвалид 2 группы, лишается родительских прав, и Аня подлежит устройству в семью. Уже потом, спустя много лет, от людей, знающих историю жизни Анюты, я узнала, что Аня и ходила, и говорила, так, как и должен это уметь трехлетний ребенок. Что послужило причиной такого сильного отката в развитии? Смерть мамы? Изъятие из семьи? Скорее всего, и то, и другое. Хоть отец ребенка и был с ментальной инвалидностью, именно он больше всего заботился о дочери, переживал о ней. Они оба, и отец, и Аня, со слезами и криками пытались сопротивляться изъятию, но мужчину просто лишили связи с ребенком. Он ходил потом по деревне, предлагал сельчанам взять его пенсию по инвалидности и взять себе Аню, чтобы она не была в приюте, чтобы он мог ее видеть. Все это я узнала потом.
Я поняла, что не могу оставить Аню. Медики отговаривали: она толком ничего не умеет, уже готова путевка в дом малютки, выставлен диагноз «олигофрения», будущее сложное. Я была тогда одна, полгода как похоронила мужа, с тремя детьми, один из которых с инвалидностью....Вернувшись с Владом домой, я пошла узнавать, получится ли у меня взять Аню. Мое сердце разрывалось. Вечером того же дня звонит медсестра: Аня кричит и зовет «маму». Было решено взять Аню на гостевой режим, пока готовится весь пакет документов. И как раз на день рождения Владислава, в его 3 года мы привезли Анечку. Оказалось, что за месяц разлуки Аня уже снова попала в больницу, – оттуда я ее и забирала. Помню, я приехала, девочка стояла у поста в коридоре. Ее позвали, медсестры с интересом наблюдали, что будет? Аня развернулась, увидела меня - и закричала: «Мама!». Казалось бы, прошло немалое для ребенка время, как мы расстались, но она меня узнала. Как она была в футболке и рваных колготках, так я ее и забрала.
Кстати, из больниц таких детей отдают редко: «зачем вам это надо, еще нет диагноза, прогноз неблагоприятный», а ребенок теряет драгоценное время. Хорошо, что мне отдали Аню, я просто шла напролом. Но не всегда так бывает.
Уже 10 лет мое солнышко в нашей семье. Она учится в обычной школе, закончила музыкальную школу по классу виолончели. Да, она не хватает звезд с неба, есть особенности развития, но это очень любвеобильный светлый ребенок. В свои 3 года и 8 месяцев она была ростом всего 85 см, она и сегодня маленькая. Учится почти в 15 лет в 6 классе: Аня пошла позже в школу на 2 года, чтобы ей было проще адаптироваться, социализироваться. А с Владом они стали как двойняшки: все время ходили друг за другом, да и сейчас постоянно помогают друг другу, ходят в одну школу, один класс.
Это был мой первый приемный ребенок. С этого все началось. Я учитель, психолог, в школе проработала 20 лет, потом ушла работать в реабилитационный центр для детей с ограниченными возможностями. И постепенно в семью начали приходить и другие дети. Вскоре я вышла замуж. У меня 3 кровных детей и 9 приемных - сейчас в нашей семье живут 8 несовершеннолетних и двое уже взрослых (достигших 18-летия) детей».
«Нам всегда жалко этих детей. Часто эти дети не имеют статуса отказника, и тогда их не могут передать в приемную семью. Но и кровные не приходят… А дети всегда помнят свою маму. Ходят – и все время «мама, мама»… А мы обычно даже не знаем, по какой причине ребенок изъят, - говорит Марина Заркова. - Какая бы мама не была, для них любая мама хорошая. Иногда, конечно, мамы приходят, когда им грозит, что ребенка заберут в детский дом. Или бывает, что ребенок в больнице один, потому что он из многодетной семьи, и мама не может оставить пятерых, а с ним лечь. Но чаще это дети из асоциальных семей. Причем нередки случаи, когда кровные родители их потом забирают – но через какое-то время эти малыши снова оказываются в больнице или детском доме. У каждого из них сложная судьба, но мы стараемся с ними эти стрессы пережить. Кстати, нам помогают мамы других детей, которые лежат в больницах: они приносят одежду, игрушки, печенье. Люди добрые у нас».
«Если в семье была любовь и привязанность, то для таких детей помещение в больницу – большая травма. Но чаще эти дети в больницах - из асоциальных семей, а растут они там как трава. Им все равно где жить. Где покормили, игрушку дали – там и будут жить. У них нет привязанности, - говорит Светлана Сивинская. - Если в семье нет заботы, сближения, привязанности, то ребенку все равно. Но все же это в любом случае травматично для малышей – быть без заботы и ухода в одиночестве в больнице. За время нахождения в семье, где детей любят и заботятся о них, они преображаются до неузнаваемости. Сейчас, кто знал таких детей до того, как взяли в семью, с трудом узнают их - разница колоссальная!».
«Страшно, когда дети остаются одни, попадают в больницу, находятся там без любви и заботы значимого для них человека, - говорит Лариса Романова. - Еще до Ани я там видела и других детей. Например, помню Дашу с гидроцефалией - девочка лежала одна, плакала, вокруг шум больницы... И у нас, мамочек, сердце разрывалось, как хотелось ей помочь, а она мучилась и медленно умирала, ОДНА. Кто-то из мам оставлял ползунки, одежду, игрушки, детское питание для таких детей, больница же не обладает такими ресурсами. Бывало, что поступает тяжелый ребенок, а сил персонала просто не хватает. Кстати, не было на моем пути жестоких или равнодушных медсестер и врачей, не встречала. Это были без преувеличения святые люди. Каждый из них вкладывался в этих малышей, а ведь на них и уход за другими больными, и уколы, капельницы, кормление, да еще и эти отказники. Такие дети страдают в больницах, потому что нет человека, который постоянно рядом. Прошло уже столько лет, но я вспоминаю своего сына - как он лежит под капельницей, я его держу за руку, глажу, пою песенки. Мне казалось, что так ему легче. А эти дети одиноки. Им страшно! Больно! Жизнь останавливается! Медсестра не может с ними стоять постоянно. Они одни. Некому взять их на ручки, погладить, покачать, рассказать сказку. Хорошо, если есть возможность через фонды нанимать няню, которая могла бы быть рядом с таким ребенком. Спасибо тем, кто дарит свою любовь и заботу таким детям».
Практику нужно менять законодательно
«Государство наше говорит, что заботится о детях, - даже в новую Конституцию внесены обязательства о том, что если некому заботиться о ребенке, то в роли его родителя выступает государство. Но на деле у нас множество малышей попадают в больницы, где находятся без мамы, только под мед наблюдением. Это жестоко! Ведь детский возраст - самый продуктивный для человека - для получения первого жизненного опыта, формирования нейронных связей, психики. А таким детям в этот момент наносится страшнейшая травма! В возрасте, когда единственная самая важная потребность ребенка - это наличие рядом близкого взрослого, его забота и любовь», - отмечает Марина Аксенова.
По данным Минздрава РФ по 2019 году, в крупных городах все еще действуют старые подходы: в Москве, Санкт-Петербурге 100 процентов изъятых детей сначала отправляют в больницу, и только потом уже им ищут семьи. «У нас такая большая страна и самостийные регионы, у них ведь много полномочий самим принимать решения, и по этому вопросу тоже, - почему бы не изменить такую порочную практику. А руководствуются на местах приказом Минздрава и МВД РФ номер 414, по которому безнадзорного ребенка помещают в больницу. Но это просто привычка! Да, так - легко и привычно. Но это пора менять», - убеждена директор «Солнечного города».
Марина Аксенова много лет помнит такую историю: «Когда мы пробивали эту идею про социальное отделение для детей, я встречалась с одним чиновником, рассказывала ему все это, говорила, что мы все сделаем сами, только поддержите, а он мне сказал: «Ну что вы все ходите и ходите! Да что с этими детьми там за месяц станет! Полежат, и ничего страшного не случится». Эта встреча врезалась в память. Не хотелось бы, чтобы распространялось это бытующее мнение, что «ничего страшного не случится», тогда как ребенок лежит один без внимания близких, без тонкой настройки на его потребности. Люди не воспринимают это как проблему. Есть же глобальные проблемы международного масштаба. Поэтому, на мой взгляд, так туго идет эта история. Возможно, не хватает просветительской работы».
Однако история с помещением изымаемых детей в стационар не завершена. Сейчас идет активное обсуждение этой проблемы на всероссийском уровне, и я мечтаю о том, чтобы она была, наконец, завершена. В прошлом году я думала, что уже будут приняты нужные законодательные инициативы. Например, Министерство труда и социального развития утвердило возможность оказания социальной услуги в больнице: нам удалось доказать, что если ребенок находится в детском доме, значит, он находится под надзором этой организации, и близкий взрослый может находиться в больнице вместе с этим ребенком. Кстати, социальные учреждения всегда противились этому, считая, что в медорганизациях не должно быть никаких социальных услуг, - правильно, больницы не должны их оказывать, значит, эта услуга должна прийти в больницу. Сейчас идет работа над внесением изменений в 481-е постановление, чтобы все учреждения - дома ребенка, детские дома, которые даже не подведомственны Министерству труда и социального развития, могли так делать.
Уже давно идут разговоры о том, что детей нужно прекратить размещать в больницы без показаний, особенно малышей – их вообще нужно класть не в больницы, а в дома ребенка, они тоже компетентны помогать лечением таким детям, могут там проводить диагностику, например. За подписью глав федеральных Министерств просвещения, труда и социального развития, здравоохранения я и внутренних дел осенью 2020 года такое письмо было направлено в регионы – руководителям местных органов исполнительной власти. В письме указывается, в частности, что дети должны размещаться в социальные реабилитационные центры без предварительного помещения в больницы.
Эксперты убеждены, что для решения проблемы с направлением детей в больницы нужно принять определенные законодательные меры. Марина Аксенова считает, что нужно аннулировать устаревший 414-й приказ, а также нужно укоренить саму норму, без внесения изменений в 120-й закон, о том, чтобы изъятых детей сразу помещали в дома ребенка, а не в больницы. И чтобы медицинские учреждения могли брать в свой штат персонал по уходу. «Мы видим также истории, когда дети размещаются в больницы без родителей, при этом родители не ограничены в родительских правах, - больница не может отказать от такого размещения, но и не может настоять, чтобы с ребенком лег и его родитель. А значит, должен быть ухаживающий персонал, причем в штатном расписании», - считает директор «Солнечного города».
Что касается 481–го закона, он сейчас находится в стадии изменений. «Будут пересматриваться бюджеты сиротских организаций, в том числе и для того, чтобы они могли направлять свой персонал в больницы, а значит, будет предусмотрено расширение штата, - поясняет Марина Аксенова. - Или же должны быть обеспечены договорные отношения больниц с НКО, которые смогут предоставлять больничных нянь, такой ухаживающий персонал, в медучреждения».
«Я думаю, хорошо, если бы под госзаказ на конкурсной основе НКО могли бы выполнять такие заказы, - считает Ольга Власова. - У нас есть компетенция, обученный персонал, настроенные алгоритмы, как действовать. К тому же это удобно. Например, в каком-то городке может долгое время не быть фактов изъятия детей, и вдруг в больницу привезут троих малышей. Что делать? Государственную службу создавать для таких случаев экономически невыгодно. А наши няни на подхвате. У нас бывает, что няня ездит в командировку из города в город из экономии средств. И нет смысла строить в деревне дом ребенка. А больница, детский стационар всегда где-то поблизости».
Автор: Марина Лепина
Материалы подготовлены с использованием гранта Президента Российской Федерации, предоставленного Фондом президентских грантов
08.02.2019 г. Минпросвещения внесёт законопроект об изменении процедуры усыновления несовершеннолетних в Правительство.
8 февраля в Общественной палате Российской Федерации прошли слушания по законопроекту «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам защиты прав детей». В мероприятии приняла участие заместитель Министра просвещения Российской Федерации Т. Ю. Синюгина.
В ходе своего выступления Т. Ю. Синюгина сообщила, что ведомство готово внести законопроект об изменении процедуры усыновления несовершеннолетних в Правительство.
– В течение полугода мы неоднократно с вами встречались. И поводом для наших встреч были заинтересованный и неравнодушный разговор и работа над законопроектом, который сегодня уже готов к тому, чтобы мы внесли его в Правительство, – сказала Т. Ю. Синюгина.
В декабре 2018 года членами Межведомственной рабочей группы при Минпросвещения России подготовлен законопроект «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам защиты прав детей». Законопроект был размещен на федеральном портале проектов нормативных актов для широкого общественного обсуждения.
В законопроекте содержатся новые подходы к передаче детей-сирот на воспитание в семьи, которые позволят развивать институт опеки, совершенствовать условия для подготовки лиц, желающих взять в свою семью ребенка-сироту.
Впервые законопроектом предлагается ввести в федеральное законодательство понятие «сопровождение». Планируется, что этим полномочием будут наделены уполномоченные региональные органы власти и организации, в том числе НКО.
Отдельное внимание в документе уделено именно процедуре усыновления, туда добавлено положение о порядке восстановления усыновителей в обязанностях родителей, если раньше их лишили такой возможности.