Наши больницы забиты брошенными детьми Сразу после войны, в 1945 году, во всем Советском Союзе насчитывалось 678 тысяч детей-сирот. Сегодня в России таких детей 850 тысяч, из них 760 тысяч — социальные сироты, т.е. дети, брошенные родителями.
Больничный пленник
…В палате вдоль облупившихся стен стоят детские кроватки. Над ними бумажки с записями от руки: имя, фамилия, дата рождения, дата поступления. Все данные известны, потому что большинство детей поступает прямо из роддомов. Дети лежат неподвижно, кто-то спит, кто-то без особого любопытства рассматривает вошедших.
— Это наша Машенька, — наклоняется над одной из кроваток медсестра Тамара Антоновна. — Ей уже третий годик, но выглядит она на восемь месяцев. Недавно Машеньке сделали операцию — вырезали грыжу.
Всю свою короткую жизнь девочка провела в больнице. Таких старожилов со “сроками” от года и выше в палате еще четверо. В другой комнате лежат “новенькие”: даты поступления — сентябрь, октябрь. В этой подмосковной больнице отказникам выделено пол-этажа. Еще несколько лежат в инфекционном отделении.
В палате “новеньких” одна кроватка пустует — мальчика Мишу сегодня забрали усыновители. Ему повезло, большинство остальных детей “зависнет” в больнице надолго. Все, что они будут видеть в первые месяцы жизни, — стены с облупленной краской. Изредка их будут перекладывать из кроватки в кроватку, чтобы сменить обзор. А когда подрастут, перенесут в другую комнату — с манежем посередине. На улице маленькие узники оказываются только в том случае, если требуется обследование в Москве.
Просто так погулять детей не выносят. Не потому что персонал черствый, а потому что на прогулки нет ни сил, ни времени. Штат рассчитан по нормам обычной больницы. Но если с обычными детьми лежат их мамы, то здесь на два десятка грудничков — санитарка да медсестра. Воспитателей и нянь не предусмотрено.
— С одним-то ребенком мама дома выбивается из сил, — жалуется медсестра. — А тут пока уколы сделаешь, пока питание разведешь, подогреешь, пока всех покормишь, перепеленаешь.
Какие прогулки… Хорошо, если подгузники поменяют хотя бы два раза в день. Впрочем, памперсов для этих детей тоже не предусмотрено. Пить лишний раз детям стараются не давать.
Может, по нормативам на такое количество детей персонала полагается и больше. Но голая ставка медсестры — 2700 рублей. Понятно, что никто не пойдет. Вот и берут совмещение и дополнительные ночные дежурства, чтобы натянуть хотя бы 5—6 тысяч. А количество подопечных все увеличивается.
— Такого никогда раньше не было, — продолжает Тамара Антоновна. — Я сама подкидыш, в больнице работаю 40 лет. Раньше бывало два-три ребенка, ну пять, а сейчас постоянно 25—30.
По словам медсестры, бурный рост начался года три назад. О его причинах пожилая женщина судит по-простому — рыночные торговцы виноваты.
— Нагуляла ребенка, а возлюбленный уехал в свой Таджикистан, вот она и бросает. Или, если сама приезжая, боится домой вернуться с дитем. Однажды прямо на рынке мальчика нашли.
Такой у нас, видимо, нынче период истории: во всем виноваты гастарбайтеры. Хотя у большинства детей в палатах и внешность, и фамилии вполне славянские…
Человеческий фактор
Два года назад Елена Альшанская угодила в больницу со своим ребенком. Из-за стены в палату постоянно доносился детский плач. Не выдержав, Елена заглянула в соседнюю дверь и увидела там кроватки с плачущими в них малышами, к которым никто даже не подходил. Это была встреча, как пишут в романах, перевернувшая ее жизнь.
— Сначала я думала, что это только в нашем городе такое, — вспоминает Елена. — Исключение из правил. Но выяснилось, что везде то же самое. Я обращалась в органы опеки, предлагала свою помощь, но мне отвечали: такой проблемы у нас не существует.
Сегодня Елена — один из лидеров организации волонтеров, оказывающих помощь отказникам в больницах. В сообществе уже более сотни активистов, в основном — женщины. У многих, как и у Елены, началось с того, что случайно увидели в больнице глаза отказных детей. Волонтеры шефствуют над десятками клиник в Москве и области.
…Волонтер Татьяна курирует две подмосковные больницы. В ее обязанности входит доставлять в них собранную помощь. Вот и сегодня багажник и заднее сиденье ее машины забиты упаковками памперсов и детского питания. На вид Татьяне чуть больше двадцати, она работает финансовым аналитиком и на вопрос, почему стала волонтером, отвечает так:
— Я считаю, раз мне удалось неплохо устроиться в жизни, я должна помогать другим.
Татьяна не замужем, и еще до будущего замужества (“не знаю, когда это будет”) она собирается усыновить ребенка.
В больнице Татьяна беседует с врачами, записывая на одном листке первоочередные нужды, а на другом — перспективные. Здесь хотели бы получить стиральную машинку: пеленки-распашонки не новые, при стирке в больших промышленных машинах они рвутся.
Часто волонтерам заказывают детские кровати. В больницах они, как нигде, быстро приходят в негодность: предоставленные сами себе, дети буквально съедают деревянные прутья бортиков. Везут волонтеры детскую косметику, пеленки, книжки, кассеты с детскими песнями. И, конечно же, памперсы, горы памперсов. Вот в чем нужда есть везде и всегда. Детей слишком много. В одной из подшефных больниц Татьяны — 27, в другой — 18.
Это типичная для всей страны картина. В Москве чуть лучше: даже закрыли несколько домов ребенка из-за того, что они не заполнялись. В Подмосковье тоже есть города, где ситуация порадостней: Реутов, Видное, Одинцово, Егорьевск… В Химках еще до появления волонтеров главврач и зав. детским отделением нашли спонсоров, пробили дополнительное финансирование, установили контакт с храмом, откуда приходят прихожанки гулять с детьми. Дети и живут в нормальных условиях, и надолго в больнице не задерживаются.
— Иногда складывается впечатление, что органы опеки, забрав ребенка от родителей-алкоголиков и устроив его к нам, успокаиваются, — говорит зав. отделением Елена Штанько. — Тут многое зависит от медиков. Можно написать письмо в опеку и забыть. А мы постоянно звоним, напоминаем о своих детях, пока их не устроят.
Увы, в большинстве городов создать сносные условия для “больничных узников” не удается: нет ни денег в местных бюджетах, ни спонсоров.
Сирота страна моя родная
Вообще-то жить в больнице никто не должен. Это место, где оказывают помощь в экстренных случаях. Но по факту действует такая схема. Отказной ребенок попадает в стационар на обследование. Оно должно длиться три недели (если необходимо — дольше). За это время на ребенка должны оформить документы и занести его в государственный банк данных. Потом он переводится в дом ребенка, откуда его отдают в новую семью.
Теоретически все должно происходить быстро. Поскольку каждый лишний день в казенном доме разрушительно влияет на психику малыша. На практике же дети “зависают” в больницах на месяцы и даже годы! Основных причин тут видится три.
Во-вторых, это сложности с оформлением документов. Типичная история: мать сбежала из роддома, бросив ребенка. Официального отказа не написала. Начинаются поиски, чтобы получить от нее бумагу. Или ребенка забирают из семьи, где его жизнь подвергается опасности. Лишение родителей прав потом тоже растягивается на месяцы. Отдельная канитель — с установлением гражданства. Если мы хотим сократить пребывание отказников на “перевалочном пункте”, всю юридическую сторону надо обязательно упрощать.
В-третьих, в домах ребенка нет мест, они переполнены. В Подмосковье, к примеру, никак не достроят два новых дома ребенка — в Красногорске и Мытищах. Но вот их сдадут — и что, проблема будет решена?
— Выбор между больницей и детдомом — это выбор между тюрьмой и казармой, — говорит Елена Альшанская. — Ребенок не должен жить ни там, ни там. Он должен жить в семье. У нас в стране четверть миллиона сирот живут по казенным учреждениям, и одновременно есть 5 миллионов бесплодных пар, многие из которых хотят усыновить ребенка!
Этот нонсенс говорит только об одном — об отсутствии эффективной системы устройства детей в семьи. И в этом первая и главная причина нынешнего бедствия с отказниками в больницах.
— Во всем цивилизованном мире соцслужбы занимаются поиском, обучением и последующей поддержкой замещающих семей, — говорит Альшанская. — Педагоги и психологи работают с этими родителями и детьми и до усыновления, и после. Такую же службу надо создавать и в нашей стране.
СПРАВКА "МК"
По официальным данным, ежегодно в Московской области остаются без попечения родителей более 4 тысяч детей. Передаются на воспитание в семьи усыновителей, опекунов, приемных родителей 2 тысячи детей-сирот в год. Соответственно, еще 2 тысячи каждый год пополняют интернаты, дома ребенка и больницы.
Такая форма устройства сирот, как “приемные семьи”, внедряется и в России. В Московской области размер оплаты труда приемных родителей — 2880 рублей каждому родителю за каждого ребенка. О “популярности” этого института говорят официальные данные: из 18 830 детей-сирот, зарегистрированных в области, в 114 приемных семьях воспитывается 193 ребенка. Еще 357 детей переданы на патронатное воспитание.
Источник: Московский Комсомолец от 13.12.2006. Приводится фрагмент статьи Сергея ФЕКЛЮНИНА "Сирота страна моя родная".
08.02.2019 г. Минпросвещения внесёт законопроект об изменении процедуры усыновления несовершеннолетних в Правительство.
8 февраля в Общественной палате Российской Федерации прошли слушания по законопроекту «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам защиты прав детей». В мероприятии приняла участие заместитель Министра просвещения Российской Федерации Т. Ю. Синюгина.
В ходе своего выступления Т. Ю. Синюгина сообщила, что ведомство готово внести законопроект об изменении процедуры усыновления несовершеннолетних в Правительство.
– В течение полугода мы неоднократно с вами встречались. И поводом для наших встреч были заинтересованный и неравнодушный разговор и работа над законопроектом, который сегодня уже готов к тому, чтобы мы внесли его в Правительство, – сказала Т. Ю. Синюгина.
В декабре 2018 года членами Межведомственной рабочей группы при Минпросвещения России подготовлен законопроект «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам защиты прав детей». Законопроект был размещен на федеральном портале проектов нормативных актов для широкого общественного обсуждения.
В законопроекте содержатся новые подходы к передаче детей-сирот на воспитание в семьи, которые позволят развивать институт опеки, совершенствовать условия для подготовки лиц, желающих взять в свою семью ребенка-сироту.
Впервые законопроектом предлагается ввести в федеральное законодательство понятие «сопровождение». Планируется, что этим полномочием будут наделены уполномоченные региональные органы власти и организации, в том числе НКО.
Отдельное внимание в документе уделено именно процедуре усыновления, туда добавлено положение о порядке восстановления усыновителей в обязанностях родителей, если раньше их лишили такой возможности.
