Из-за режима самоизоляции, в котором находятся граждане РФ, многие из них оказались на грани выживания. Спецкорреспондент “Ъ” Ольга Алленова поговорила с представителями неправительственных организаций, оказывающих помощь наиболее уязвимым жителям России, и выяснила, что пострадавших от длительной изоляции может быть значительно больше, чем от коронавируса.
6 апреля правительство отправило в регионы телеграмму, в которой рекомендовало раздавать детей из детских домов и взрослых из ПНИ и домов престарелых родственникам и другим «значимым лицам», а также передавать на сопровождаемое проживание некоммерческим организациям совершеннолетних граждан из учреждений.
Поскольку телеграмма носит рекомендательный характер, отреагировали на нее пока лишь несколько регионов. Тем не менее сам факт обращения властей к НКО в чрезвычайной ситуации очень важен — это подтверждение того, что их помощь государству необходима.
Никаких решений о помощи другим уязвимым категориям граждан, например бездомным или жертвам домашнего насилия, пока принято не было.
«Многие люди не могут позвонить нам из дома, потому что дома находится насильник»
Анна Ривина, директор центра «Насилию.нет»:
Международная практика показывает, что в период самоизоляции от семейного насилия страдают женщины, дети и пожилые люди. У нас пока нет сильного всплеска семейного насилия — но это связано и с тем, что карантин начали позже, чем в других странах, с тем, что у нас его не так тщательно соблюдают, и, конечно, в первую очередь с тем, что у нас вообще нет системы замера этого насилия. И в обычное время в нашей стране никто не знал, как посчитать количество пострадавших, а сейчас тем более.
Но уже есть подсчеты наших коллег в других странах, и нет никаких оснований считать, что у нас будет иначе.
Во многих странах фиксируют всплеск семейного насилия до 30%, и это — в странах, являющихся передовыми как с точки зрения прав человека, так и с точки зрения провозглашения гендерного равенства.
Людям тяжело, людям страшно, люди не понимают, что происходит, и они срываются на тех, кто находится рядом.
Могу сказать о тех случаях, которые мы сейчас ведем,— мы видим, что в семьях, где насилие было и раньше, сейчас оно обострилось, приняло более тяжелые формы.
Большая проблема, что теперь многие пострадавшие не могут выйти из дома и прийти к нам — и они на самоизоляции, и мы. Да, мы абсолютно все делаем онлайн, у нас ни один проект не приостановлен, но многие люди не могут позвонить нам из дома, потому что дома находится насильник. И мы теряем возможность их поддерживать.
У нас есть клиентка, пожилая женщина, которая на прошлой неделе не вышла на телефонное консультирование. Ее бьет сын, с ней работал психотерапевт. Из дома она не может нам звонить, чтобы не услышал сын.
Ей для звонка нужно выйти на улицу. Но она, вероятно, боится выйти из дома, как и многие пожилые люди сейчас. И я могу только предполагать, что с ней сейчас происходит.
Нам и дети пишут. И не только тогда, когда их избивают, но и когда насилие происходит между родителям, а ребенок ничего не может сделать, он даже из дома убежать не может, ему некуда обратиться. Дети страдают и от физического насилия, и от психологического давления со стороны родителей, и от увеличения агрессии между родителями. Наше общество живет по принципу, что проще дать ребенку подзатыльник, чем что-то объяснить. А ребенок тоже, как и родитель, живет в стрессовом режиме, сидит в четырех стенах, учится онлайн. Во многих семьях папы приходящие и в прямом, и в переносном смысле. Даже если родители живут вместе, папы часто не включены в ежедневную жизнь ребенка: утром ушли, вечером пришли, может, пару слов сказали перед сном или на выходных немного пообщались. А сейчас все сидят дома, нужно посмотреть, как уроки делаются, отреагировать на сообщение учителя, помочь ребенку, если он не может справиться, при этом ребенок может плакать, расстраиваться и хочет есть три раза в день. Все это обременяет тех пап, которые привыкли к другому режиму, и они начинают себя вести агрессивно в отношении детей, которые все время «болтаются под ногами». Но и матери, к сожалению, часто бьют детей, потому что их тоже били в детстве.
И все это достаточно страшно, особенно если мы понимаем, что для нашей полиции эта проблема всегда была факультативной, а сейчас тем более. Если бы власть сказала, что домашнее насилие — это нарушение прав человека, поэтому полицейским нельзя бездействовать и они обязаны реагировать на это, люди были бы более защищены.
Я смотрю на опыт других стран — там сейчас много внимания к этой теме, к мерам по предотвращению домашнего насилия, об этом пишет The New York Times, об этом пишет The Guardian, пишут СМИ в Японии, Австралии, Израиле.
Во многих странах уже приняты меры, позволяющие не штрафовать за нарушение карантина людей, которые пострадали от домашнего насилия. Одна эта мера очень важна!
А если у нас действительно начнут штрафовать за нарушение режима самоизоляции на 15 тыс. руб. и больше, то это сразу лишит огромное количество людей возможности выйти из дома даже по острой необходимости. Получается, человеку остается только сидеть дома и ждать, когда его убьют. Это страшно, когда право на жизнь одной группы граждан нарушается правом на жизнь другой группы граждан. И государству пока что неинтересно эту проблему решать.
Тем не менее хочу отметить, что нам вместе с департаментом соцзащиты Москвы удалось подготовить инструкции, как вести себя в случае домашнего насилия, и департамент на своем сайте рекомендует людям обращаться за консультациями к нам. Это уже хорошо.
Но чудовищно, что в таком большом городе, как Москва, есть всего лишь один государственный кризисный центр, который сейчас, насколько мне известно, работает в карантинном режиме и практически никого не принимает.
В других странах, наоборот, открывается больше мест в приютах, появляется больше горячих линий, выделяется больше денег и специалистов, чтобы больше людей могли получать помощь в новых условиях пандемии. У нас в этом смысле пока зазеркалье. Хорошо, что журналисты в России стали об этом много писать, это обнадеживает.
«Персонала в больницах не хватает, ухода за детьми нет»
Мария Рыльникова, координатор проекта «Быть рядом» благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам»:
В период пандемии и режима самоизоляции больше всего страдают самые слабые и уязвимые граждане, которые зависят от других людей. Наш волонтерский проект связан с 25 учреждениями: это детские дома и больницы, а с недавнего времени и психоневрологические интернаты, где находятся молодые взрослые с особенностями развития. С начала пандемии во всех учреждения объявлен карантин, и вот уже более двух-трех недель волонтеры не посещают своих подопечных ни в больницах, ни в детских домах. Запрещены контакты и с родственниками. То есть, помимо всех минусов самоизоляции, дети и молодые взрослые в учреждениях потеряли общение со значимыми людьми.
Мы знаем, что главное правило при пандемиях — снижение социальных контактов и самоизоляция. Но именно его невозможно выполнить в условиях детского дома или интерната, потому что дети и взрослые живут там скученно, с большим количеством людей в одном помещении.
Реформа, начатая в 2015 году в детских сиротских учреждениях, привела к тому, что там, где было по 500 детей, теперь 200, но это все равно огромное количество детей со сниженным иммунитетом, которые постоянно находятся вместе, и никакой самоизоляции не получается.
Волонтеров, которые являются представителями сторонних организаций, перестали пускать в учреждения, а сотрудники продолжают ездить на общественном транспорте на работу. То есть меры для карантина приняты по формальному признаку, но фактически источником заражения может оказаться любой рядовой сотрудник, который каждый день приезжает на работу.
Само учреждение сейчас не является безопасным местом. И это еще одна причина, по которой необходимо разукрупнять такие интернаты, делать из них маленькие, стараться максимально раздавать детей и взрослых в семьи. В маленьких учреждениях можно наладить вахтовый метод работы и привлекать к этому волонтеров.
Сейчас сотрудники многих учреждений старше 65 лет не выходят на работу: кто-то на больничном, у кого-то дети, и он сидит дома в режиме самоизоляции. Персонала стало меньше. В интернатах много детей и взрослых, у которых сочетается несколько тяжелых диагнозов, и для них отсутствие качественного ухода — не меньший риск для жизни, чем вирус. У людей, которые не могут перемещаться сами и долго лежат на одном месте, застаивается жидкость в легких. Если их кормят слишком быстро или в неправильном положении, то есть риск попадания пищи в легкие. Эти люди априори предрасположены к пневмониям, связанным с их образом жизни и болезнями, и именно поэтому их нужно постоянно перемещать, менять их положение тела, эту работу часто выполняют наши волонтеры, пройдя специальное обучение. И в обычное время у больниц и интернатов не хватает рук на эту работу, а сейчас, думаю, это делают еще меньше.
Мы считаем, что сейчас таким организациям нельзя отказываться от помощи профессиональных волонтеров. Все наши волонтеры имеют медкнижки, проходят регулярные медицинские обследования, как и сотрудники учреждения. И есть волонтеры, которые готовы сегодня сдать все возможные анализы, в том числе на коронавирус, и заступить работать на неделю в учреждение, «законсервироваться» вместе с другими сотрудниками, чтобы не подвергать ежедневному риску заражения людей.
Многие врачи говорят нам, что чрезвычайные меры борьбы с таким тотальным вирусом не могут иметь человеческого лица и не могут учитывать интересы всех. Тем не менее надо помнить о тех, кто пожизненно находится в тяжелом физическом состоянии,— для них общение с тем волонтером или наставником, к которому они привязаны, может быть единственной мотивацией жить. Особенно это касается тех детей, которые сами не могут общаться.
У нас есть подопечные подростки, с которыми волонтеры наладили онлайн-общение еще до карантина, оно иногда было необходимым между визитами волонтеров, так что сейчас они просто перешли в онлайн-формат.
А вот те дети, кто не может пользоваться телефонами и речью, остались в полном одиночестве, и вряд ли кто-то объяснил такому ребенку, почему к нему перестал приходить волонтер.
Мы очень просили все учреждения передавать видеообращения волонтеров детям. Мы просили обязательно показать эти видеообращения детям, которые не могут с нами связаться. В этих видеообращения волонтеры рассказывают, почему они не пришли, и что придут обязательно, как только откроются двери. Я очень надеюсь, что дети это видели и не думают, что их бросили.
В детских учреждениях Москвы и Московской области, в которые ходят волонтеры нашего проекта, у детей с материальной точки зрения есть все. Но нет индивидуального внимания. А именно это мотивирует ребенка жить, расти, развиваться.
У нас был случай несколько лет назад, когда девушку перевели из ДДИ в ПНИ, это было летом, ее волонтер была в отпуске, и когда она вышла из отпуска, девушки в ДДИ уже не было. В ПНИ сказали, что она в больнице, а в больницу волонтера не сразу пустили. В общем, они увиделись только через два месяца: девушка не вставала с кровати, не ходила, не ела, она умирала. А в ДДИ это была живая, активная, подвижная девочка. И наша волонтер снова стала ходить к ней в больницу, каждую неделю. И постепенно у девушки начались улучшения. Она встала с кровати, начала есть. Какие-то функции уже утрачены, они не восстановились, но в целом она ожила. Вот что такое для наших ребят общение с постоянным волонтером, его ценой может быть жизнь человека.
Внутри учреждений сейчас может быть больше насилия — эмоционального, физического. Люди устают быть в замкнутом пространстве, возникает агрессия в отношении других, и страдает тот, кто слабее всех.
Когда учреждение открытое и когда туда могут приходить волонтеры, насилие минимизировано, потому что волонтер — человек из внешнего мира, это независимый эксперт, который может оценить климат, ситуацию, обстановку. И чем больше туда приходит волонтеров, тем меньше там случается внутренних конфликтов. Мы много лет бились за открытие детских домов и интернатов для волонтеров, и вот эпидемия закрыла все двери.
Наши волонтеры работают и в больницах, куда поступают заболевшие воспитанники детских домов или дети, изъятые из семей. Эти дети сильно травмированы, волонтеры помогают им пережить тяжелый период госпитализации. Сейчас дети в больницах совсем одни. В отделении для малышей наши волонтеры обычно находятся полный день, они выполняют весь гигиенический уход, который не требует квалификации медика или медсестры, но при этом является важным для развития ребенка в младенчестве. Я имею в виду легкие массажи, кормление, зрительный контакт, общение с ребенком, смена памперса, проветривание, перемещение из кровати в манеж, из манежа на пол. Я бы хотела особенно отметить, что такой уход важен не только для психики ребенка. Малыши, болеющие бронхитом или пневмонией, не могут самостоятельно откашляться, и если их не перемещать, не похлопывать, не переворачивать — у них застаивается мокрота в дыхательных путях. То же самое касается детей с множественными нарушениями развития.
Медсестры, даже до эпидемии, не имели такой возможности — слишком много профессиональных обязанностей. «Мамин уход» проводится один на один, каждому ребенку для этого нужен индивидуальный взрослый. В больнице эту функцию всегда выполняли волонтеры. Сейчас персонала в больницах не хватает, а дети точно так же болеют, как и раньше, и из семей их так же изымают — а ухода за ними сейчас нет.
Отдельно хочу сказать о детях в психиатрических больницах, которые сейчас переполнены. Думаю, что самоизоляция стала очень тяжелым испытанием для всех, и многие родители, воспитывающие детей с психическими заболеваниями, отдают их в больницы, потому что не могут справиться в домашних условиях. Это не обязательно плохие родители, люди могут быть в стрессе, у них состояние паники, одно только дистанционное обучение может вывести из состояния равновесия даже вполне здоровых родителей. А если детей несколько, а мама одна, то все может закончиться истериками, срывами, какими-то приступами агрессии, что является основанием для госпитализации.
Да, в учреждениях и раньше возникали карантины, связанные с ветрянкой, корью, гриппом. Бывало, что они закрывались на месяц-полтора в зимнее время. Но такого тотального карантина, когда закрыто все сразу, еще не было.
И мы очень ждем, что нашим волонтерам разрешат ходить в учреждения к их подопечным. А еще — что детей и взрослых из интернатов станут раздавать в семьи, о чем уже даже было написано официальное письмо правительства в регионы.
«В едином пространстве, без возможности соблюдать дистанцию, находятся более 200 человек»
Диана Машкова, писатель, приемный родитель, руководитель направления «Просвещение» в благотворительном фонде «Арифметика добра»:
Могу сказать на личном опыте, что даже в семьях подростки без свободного выхода «в люди» взвинчены до предела. Особенно ухудшилось состояние приемных детей: необходимость оставаться дома возвращает их в условия ограничений, которые они уже переживали в учреждениях. От этого уровень стресса зашкаливает, обостряются психические расстройства. С начала самоизоляции сильно выросло количество обращения приемных семей в благотворительные фонды за дистанционной поддержкой психологов.
А вот детей из детских домов, наоборот, помощи лишили — представителям НКО доступ в детдома с конца марта закрыт. Даже штатных психологов многие учреждения распустили по домам на время карантина, чтобы обезопасить детей от лишних контактов.
Условия жизни детей-сирот из-за режима самоизоляции резко ухудшились.
Дети и так сидели в учреждениях без семьи, без возможности свободно выходить, без полноценной интеграции в общество, а теперь их положение усугубилось полным отрывом от внешней среды.
Ребята из детдомов не выходят на прогулки, не посещают школу, не общаются с волонтерами и наставниками. У них исчез шанс обрести семью, потому что кандидатов в усыновители и приемные родители перестали пускать в детдома. 80% воспитанников сиротских учреждений в стране — это подростки, так что можно себе представить, насколько накалена обстановка внутри учреждений.
Исследования, проведенные учеными в разное время, в частности, Бухарестский проект по раннему вмешательству BEIL, неоднократно доказывали, что сама форма «заботы о детях» в виде детских домов вредна. Половина воспитанников детдомов даже в обычных, не карантинных, условиях страдают депрессиями, тревожными расстройствами, нарушениями поведения, проблемами с вниманием. Частота нарушений внимания у ребят в учреждениях в пять раз выше, чем у детей, живущих в семьях. И всего шести месяцев жизни в детдоме достаточно, чтобы у ребенка возникли проблемы в области психического здоровья. Разумеется, карантин многократно усиливает все эти проявления. Зашкаливающий стресс приводит к ослаблению иммунитета. И любая серьезная инфекция, не говоря о тяжелейшем вирусе COVID-19, может в этих условиях оказаться смертельной.
Но если кто-то думает, что дети в детдомах сегодня защищены от внешних контактов режимом изоляции, то это иллюзия. Каждый день на работу в учреждения приезжают сотрудники — администрация, медработники, педагоги, охрана, повара и так далее. Они едут в общественном транспорте, у них дома есть дети и другие члены семьи, которые могут болеть бессимптомно.
Если в детском доме воспитывается 100 детей, это означает, что их обслуживает примерно 120–130 взрослых, начиная с директора и заканчивая уборщицами. Получается, в едином пространстве, безо всякой возможности соблюдать дистанцию, ежедневно находится более 200 человек. Во времена, когда люди ограничили все внешние контакты и общаются только с членами своей семьи, живущими в одной квартире, все это выглядит как безумие.
Многие подростки в учреждениях восприняли в штыки требование не покидать детский дом и ищут любые лазейки — мой приемный сын, например, получил от друзей из детского дома сообщение: «А мы все равно будем выходить!»
Наша зарубежная коллега Флоренс Кёндеринк, член ассоциации «Еврочайлд» (Eurochild), предупреждает об опасности заражения коронавирусной инфекцией хотя бы одного человека в детском доме: «Если (когда) коронавирус появится в учреждении, результат будут драматичным. Смертность будет очень, очень высокой».
Выход из этой угрожающей ситуации может быть только один — необходимо исключить скопление детей; устроить их на время пандемии в надежные проверенные семьи. На этой неделе правительство России рекомендовало руководителям Центров помощи детям и всех учреждений, в которых содержатся сироты, предусмотреть перемещение воспитанников (при их информированном письменном согласии) в семьи к родственникам или к людям, с которыми у несовершеннолетних имеются устойчивые личные отношения. Это значит, что детей могут забрать домой и родственники, и сотрудники учреждений, и наставники, и гостевые и приемные семьи. Такая мера обезопасит детей. А сотрудникам учреждений она даст возможность соблюдать самоизоляцию, переключившись на «работу из дома», как это сделали большинство граждан в стране.
Такие примеры, кстати, уже есть: в Центре помощи детям №8 карельского города Олонец и в детском доме «Непоседы» в Балашихе детей устроили на время карантина в семьи сотрудников. Директор карельского учреждения Татьяна Сергеевна Васильева, которая решилась на передачу детей в семьи еще в марте, до выхода рекомендаций правительства, пишет нам, что учреждение находится на постоянной связи с детьми и семьями, что «дети расцвели». Татьяна Сергеевна и сама забрала одного из воспитанников домой. Вот это и есть настоящая забота о детях.
«Они очень устали, все время спрашивают: "Когда же это закончится?"»
Наталья Калиман, логопед-дефектолог, директор некоммерческой организации «Диаконический центр "Прикосновение"», Оренбург:
Люди с аутизмом, с умственной отсталостью испытывают сейчас огромный дискомфорт. Они чувствуют тревогу родных, смотрят телевизор, который сейчас в семьях постоянно работает, считывают тревогу оттуда, постоянно переживают, а еще им никто не объясняет, что происходит.
Наш центр дневного пребывания для детей с нарушениями развития не работает с середины марта, и многие семьи не справляются с детьми. Кто-то из родителей продолжает ходить на работу, и дети сидят дома в одиночестве. Одна мама у нас работает врачом, она в больнице сейчас смены напролет, а сын ее один дома. Раньше он весь день был занят — школа, занятия в Центре. У него генетическое нарушение, и легкие когнитивные нарушения, ему очень тяжело в изоляции. Мы записываем для него видео, которое он смотрит с удовольствием, а вот задания он не хочет выполнять. Я думаю, что в это время нужно быть гибким, и больше поддерживать и стабилизировать человека с особенностями развития.
Мы поняли, что видеоуроки — это очень хороший выход для наших ребят. Они видят нас, слышат наши голоса, для них это какая-то стабильность.
Вообще для людей с аутизмом, нарушениями интеллекта очень важно соблюдать дома рутинный режим, распорядок дня, какую-то занятость, поддерживать по возможности прежние контакты, тогда они еще как-то держатся.
Можно распределить день так, чтобы в одно и то же время выходить вместе за продуктами, за хлебом, мусор вынести.
Сначала мы проводили для ребят онлайн-уроки, но поняли, что многие родители работают дистанционно, в семье один компьютер, и он всем нужен – поэтому теперь высылаем видеозанятия, чтобы родители включили их своему ребенку, когда освободятся.
Для одного мальчика я записала короткие ролики, читаю ему там стихи, которые он любит. Его мама мне пишет, что он послушал, стал улыбаться, и теперь все время просит включить.
Тяжело детям в ДДИ и взрослым в ПНИ, но мне кажется, что в тех учреждениях, куда до пандемии ходили волонтеры, ситуация не такая тяжелая, как в тех, где и раньше никого не было, а сейчас вообще полная изоляция. Все-таки мы установили с учреждениями контакт, у нас есть связь, мы знаем, что там происходит, регулярно выходим в чаты.
Для детей и взрослых в интернатах очень важно не потерять возможность общаться с теми, кто приходил к ним раньше. Хотя бы в онлайн-формате. Раньше к нам в центр из отделения психоневрологической реабилитации инвалидов оренбургского ПНИ регулярно приезжала группа ребят на занятия, сейчас они очень скучают, им трудно адаптироваться к новым условиям. Они уже привыкли к общению, к выездам, а сейчас двери снова закрылись. И для них очень важно, что мы звоним, видео присылаем, какие-то задания даем.
Они очень обеспокоены, хотят, чтобы им объяснили про коронавирус, и почему надо ходить в масках, и почему мы не можем их навещать. Сначала они решили, что закрыли только интернаты, потом, что мы не хотим больше к ним ездить.
Они смотрят телевидение, но не очень понимают, что происходит в мире, поэтому приходится объяснять практически каждый раз снова, о вирусе, об эпидемии и карантине. Они очень устали, все время спрашивают: «Когда же это закончится? А потом мы будем вместе?»
Конечно, дома им было бы лучше, чем в интернатах. В интернате 300 человек, еще столько же сотрудников, — изначально ситуация очень плохая с эпидемиологической точки зрения. Я вообще против этих интернатов, я за малые формы проживания. Но, к сожалению, я не верю в то, что взрослых людей из учреждений разберут по домам. У меня есть подопечная, она взрослая девушка, обычно я забираю ее домой каждую неделю на четыре дня, домой. 20 марта интернат отпустил ее ко мне домой на весь период карантина, на месяц, а может и на два – не знаю, сколько это продлится. Я знаю, что они готовы были отдать ребят из интерната родственникам, но желающих особо не было.
08.02.2019 г. Минпросвещения внесёт законопроект об изменении процедуры усыновления несовершеннолетних в Правительство.
8 февраля в Общественной палате Российской Федерации прошли слушания по законопроекту «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам защиты прав детей». В мероприятии приняла участие заместитель Министра просвещения Российской Федерации Т. Ю. Синюгина.
В ходе своего выступления Т. Ю. Синюгина сообщила, что ведомство готово внести законопроект об изменении процедуры усыновления несовершеннолетних в Правительство.
– В течение полугода мы неоднократно с вами встречались. И поводом для наших встреч были заинтересованный и неравнодушный разговор и работа над законопроектом, который сегодня уже готов к тому, чтобы мы внесли его в Правительство, – сказала Т. Ю. Синюгина.
В декабре 2018 года членами Межведомственной рабочей группы при Минпросвещения России подготовлен законопроект «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам защиты прав детей». Законопроект был размещен на федеральном портале проектов нормативных актов для широкого общественного обсуждения.
В законопроекте содержатся новые подходы к передаче детей-сирот на воспитание в семьи, которые позволят развивать институт опеки, совершенствовать условия для подготовки лиц, желающих взять в свою семью ребенка-сироту.
Впервые законопроектом предлагается ввести в федеральное законодательство понятие «сопровождение». Планируется, что этим полномочием будут наделены уполномоченные региональные органы власти и организации, в том числе НКО.
Отдельное внимание в документе уделено именно процедуре усыновления, туда добавлено положение о порядке восстановления усыновителей в обязанностях родителей, если раньше их лишили такой возможности.