Бросить всё и уехать в глухую деревню – к своим молоку и творогу, к своим детям, время на которых больше не нужно искать в городской суете... Для кого-то это так и остаётся невыполнимой мечтой. А у москвички Виктории Кузнецовой – получилось. Несколько лет назад она была матерью пятерых детей, любящей женой и сотрудником крупной стабильной организации. Но хотелось чего-то ещё.
Я родилась в Москве. Мы жили в старенькой пятиэтажке в Люблино возле парка. Моя мама была машинисткой в опытно-конструкторском бюро Института Океанологии, а папа всю жизнь посвятил профессиональному спорту и всегда мечтал, чтобы я стала спортсменкой. Родители подумали, и решили отдать меня в плавание — спорт недорогой, и для здоровья полезный. Поэтому все свое детство я провела в бассейнах, но в большой спорт, увы, не вышла.
Я всегда была активной девчонкой. Зимой брала лопату и выходила во двор чистить снег, а на уроке физкультуры в школе отдувалась за весь класс, наматывая круги на местном стадионе.
Лето я проводила в деревне у бабушки и дедушки в Смоленской области. До сих пор помню вкус каши из русской печки, и как ранним утром гнали стадо коров мимо нашего дома, а я бежала с краюхой хлеба, чтоб угостить какую-нибудь буренку. Уже постарше скакала на колхозных коняшках, без седла — деревенские мальчишки с удовольствием разрешали нам покататься в обмен на сладости.
Потом мои родители купили участок с домиком на другом конце деревни и стали оставлять меня уже с другой бабушкой на лето. Бабуля была очень хозяйственной, сажала грядки и привлекала меня к работе. Если полоть — то до последней травинки. Она любила, чтоб все было идеально.
Когда мне исполнилось 16 лет, пришло время определяться с будущей профессией и куда-то поступать. Я была в растерянности, не понимала, чем мне хотелось бы заняться. К тому моменту я уже имела водительское удостоверение, которое получила на курсах в юношеской школе ДОСААФ, поэтому после некоторых раздумий я решила поступить в Московский Автомеханический Институт на вечернее отделение и параллельно идти работать. Меня взяли на работу в опытно-конструкторское бюро, где работала моя мама, и я начала трудовой путь — чертила электрические схемы, а по вечерам училась.
Замуж я вышла рано, избранника моего звали Александр. Мы прожили вместе два года, и этот этап жизни я вспоминать не очень люблю: отношения были сложные. Мы развелись, и я осталась одна, с маленькой дочкой Машенькой на руках. Бывший муж больше в нашей жизни жизни не появлялся, никогда не интересовался как мы живем и не помогал.
Это были лихие 90-е, продуктов в магазинах нет, денег нет. После рождения Машеньки мне пришлось очень много работать, чтобы выжить: я по прежнему работала в конструкторском бюро, училась в институте и на своей кафедре еще и подрабатывала. Там я печатала огромные диссертации и для этого освоила компьютер, который тогда еще был редкостью.
После того, как я закончила институт, в нашем конструкторском бюро начались кадровые перестановки и мне пришлось уйти. Где я только не пыталась заработать денег, бралась за любую работу, даже успела поработать в бассейне инструктором по плаванию.
Я всегда выкладывалась по полной, ведь теперь, как главной героине фильма «Москва слезам не верит», мне приходилось крутиться в 2 раза быстрее, чтобы прокормить не только себя, но и дочь. Именно тогда мне предложили работу в генеральной дирекции ОАО Мосэнерго, и это был путь длиной в 20 лет. Начала я с секретаря, а потом перешла на должность инженера в отдел капитального строительства. Далее был сметный отдел. Я очень сильно прикипела к этой организации и мне казалось, что это моя жизнь и ничем другим я заниматься больше не смогу. Сильно переживала, когда сокращали людей и заранее боялась.
В 32 года я встретила своего нынешнего мужа Сергея. Он был честен и открыт и сразу обозначил, что хотел бы семью и детей. Ему было 42 года, за плечами два неудачных бездетных брака. Через некоторое время мы поженились.
Я все так же бегала в свое Мосэнерго, а Сережа работал в охране в местной РУСЗН. Вскоре у нас родилась дочка Соня, это было большое счастье. Но не успели мы оглянуться, как я узнаю о другой беременности. Сергей прыгал от радости до потолка, я же была в растерянности, я не думала, что все получится так быстро.
Родилась девочка, назвали мы ее Анфиса. Дочка родилась очень маленькой, роды были тяжелыми, я еле оправилась от них. Когда Анфисе было всего полгода, Сережу сократили на работе, и мы приняли решение, что с детьми будет сидеть он, а я буду зарабатывать. Сергей был очень трепетным отцом — ухаживал за дочками, гулял, ходил в поликлинику и знал все расписания кормлений и прививок, а у меня карьера пошла в гору.
У нас уже было три дочки, но я очень мечтала о сыне. Врачи уверяли меня, что после последних родов и осложнений, я не смогу иметь больше детей. Поэтому четвертая беременность стала для меня большой неожиданностью. Я не могла поверить!
Первые месяцы прошли хорошо, мы мечтали о мальчике и придумывали ему имя. Однако на четвертом месяце беременности УЗИ показало наличие у ребенка серьезного порока сердца. Начались наши походы по врачам, где мы только не были: и в Филатовской, и в Бакулева, и в других местах. Обошли все, что можно, и все врачи давали разные прогнозы, один другого хуже. Обещали, что как только ребенок родится, ему необходима будет серия сложных операций на сердце, иначе он не выживет. Ко всему, некоторые врачи предполагали, что у ребенка синдром Дауна. Нас очень запугали, мы не знали, что делать.
Нам посоветовали обратиться к профессору-кардиологу, светилу московской медицины. Обещали, что он «самый лучший» и именно он должен был помочь нам определиться с планом лечения после рождения малышки. Попасть к нему было очень сложно, и удалось только «по большому блату». Встречу он нам назначил в мединституте. Он проводил исследование при студентах, видео ультразвука транслировалось на большой экран. В процессе обследования он сказал: «я не вижу тут никакого порока». Это было настоящее счастье, я готова была буквально целовать его руки.
Через несколько месяцев появилась наша Вероника.
Надежда, которую дал нам профессор, оказалась ложной. А мы, окрыленные надеждой, совсем не подготовились. Я до сих пор не могу понять, как простая врач УЗИ в обычной больнице, на самом простом аппарате, смогла увидеть порок, а профессор с его возможностями и оборудованием — нет. Первые две недели после рождения Вероника провела в реанимации, где мы ее сами окрестили, потом еще месяц в кардиологической больнице.
Нашего сына Семёна, я родила уже в 40 лет. Как и все предыдущие беременности, эта была незапланированной. Когда доктор сказала мне, что у меня будет мальчик, я зарыдала от радости и стала кричать: «Мальчик! Мой мальчик!!!» Врачи смотрели на меня с недоумением. «У меня 4 дочки», — пояснила я.
Все эти 20 лет я продолжала работать в ОАО Мосэнерго, потихоньку продвигалась по карьерной лестнице. Между делом я даже умудрилась заняться бизнесом и открыть маленький магазинчик по продаже изделий из гобелена. Это было мое хобби, потому что гобелены мне очень нравились. Я ездила по фабрикам и меня все знали как ответственного и честного партнера. До сих пор, когда я приезжаю в Иваново, менеджеры рады меня видеть и мы радостно щебечем, обсуждая новости.
Мы с мужем и нашими 5 детьми жили на Таганке, в крохотной двухкомнатной квартире общей площадью 50 метров. Квартира была очень мала для такого количества людей, и мы толкались в прихожей, чтобы скорее одеть всех и выйти на улицу.
Дети росли, все пошли в школу, всем нужно было личное пространство, место для игр, занятий, сна. В нашей маленькой квартире было просто не развернуться. Хотелось на улицу, на свободу, однако девочки учились в школе с углубленным изучением двух языков, и на дом задавали столько, что на прогулки времени не оставалось. Появилось ощущение, что мы в какой-то ловушке. Даже летом не получалось отдохнуть: выезжать на море такой большой семьей не хватало средств, приходилось оставаться дома. А так хотелось провести лето на природе, как когда-то в моем детстве!
Он был совсем запущен, но мы решили попробовать облагородить его и поехать туда на лето. К тому же, нам очень помогли родственники мужа и мы смогли построить там садовый дом. Мы радовались, открывая нашу деревню заново. Нам не нужно было одевать детей в тесной прихожей, они это делали сами и радостно выбегали на улицу. Это было здорово. Все меньше и меньше хотелось возвращаться в Москву.
Мы думали, как нам жить дальше. Однажды брат мужа подкинул идею о переезде из Москвы в ближайшее Подмосковье. Но то, что нам подходило, стоило очень дорого. Однако мысль о переезде в деревню прочно засела в голову. Стали взвешивать все «за» и «против» и приняли решение переехать в нашу любимую деревеньку в Смоленской области. Нас держала только моя работа. А в деревне нас ждал свежий воздух, милая спокойная сельская школа с небольшим количеством учеников, участок, на котором мы могли сажать овощи и разводить скотину. Открывались новые горизонты. И мы решили рискнуть.
Мне пришлось уволится. Пожалуй, это было самым страшным моментом, но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что это было лучшим решением, качественно изменившим нашу жизнь. Я ни о чем не жалею.
Итак, мы начали жить в деревне, в которой кроме нас постоянно никто не жил. Дети ездили в сельскую школу за 7 км, благо школьный автобус каждый день отвозил и привозил их. А мы купили, не поверите, лошадь! Очень дешево! Ее хотели отправить на скотобойню, нам стало ее жалко, и мы выкупили ее за символические деньги. Моя большая мечта из детства — своя лошадь. Интересный опыт!
Мы стали ухаживать за ней. Завели птиц, обзавелись инкубатором. Первый опыт вывода птенцов нас воодушевил. Вскоре увидели объявление о продаже коровы. Мы собрали семейный совет и решили, что будем брать. Пришлось взять денег в долг. И вот тот день — корова у нас. Из кино и книг мы все, конечно, знаем, что ее надо доить. Но как? Мы не умеем! И вот, мы с Сережей взяли ведро, две табуретки, краюху хлеба и пошли доить нашу Милу, так назвали корову.
Так, вместе, мы стали доить ее каждый день, в четыре руки, обсуждая планы на день. Было здорово! У нас появилось свое молоко, и мы были на седьмом небе от счастья. Через неделю я не могла крутить руль в машине, потому что сильно болели руки от дойки. Мы купили доильный аппарат в рассрочку, и дела пошли еще лучше.
Теперь у нас стало много молока, и я научилась делать очень вкусный творог, масло, сметану, сгущёнку и даже мороженое. Мы начали продавать свои продукты друзьям и друзьям друзей. Попутно мы завели индюков, уток, гусей и много кур разных пород. Появилось целое фермерское хозяйство, которое стало приносить доход. Правда, расходы на хозяйство тоже очень велики.
Вообще, я давно задумывалась о том, чтобы взять ребенка из детского дома. Еще в 90-е годы, когда я родила первую дочку, я попала с ней в больницу. И там, совсем недалеко от нас, лежали «ничейные» дети. Вид этих кричащих детей с бордовыми от раздражения ягодицами, палата с тараканами на стенах, где они лежали — все ввело меня в шок, не вписывалось в мою картину мира. Меня накрыло ужасом так, что я опустилась на колени и начала безутешно рыдать.
И вот мы живем в деревне, все хорошо, привыкли, дети многому научились. И однажды я говорю Сереже: «А почему бы нам не взять сироту, чтоб помочь ему?» А он — категорически против, даже говорить на эту тему не хотел, ходил, отмалчивался. Я ему все капаю: «Сереж, ну смотри, мы живем хорошо, все у нас здорово, почему бы нам не помочь кому-то, дать старт в жизни?». Показываю ему фотографии детей из интернета, а он снова молчит.
Тогда я стала в одиночку собирать документы на девочку, не теряя мечты убедить мужа в процессе сбора. Но он кремень, нет и все. Когда все было собрано, опека предложила посмотреть мальчика, Стаса. Я тогда Сереже говорю: «Я только посмотреть». А он мне в ответ: «Угу, все ясно».
Я познакомилась со Стасом и ничего не почувствовала. Мне по прежнему хотелось девочку. Я ехала домой, хотела все спокойно обдумать, и, кажется, склонялась даже к тому, чтобы отказаться. Я хотела девочку, да и Сережа против. Но в этот момент позвонили из опеки, и стали давить, чтобы я приняла решение прямо сегодня, иначе его отвезут в детский дом. И тут мне так жалко его стало, я поняла, что шансов у него больше не будет. Я приехала домой и рассказала о нем Сереже, и тут он совершенно внезапно говорит: «Поехали знакомиться». И мы поехали, сразу подписали согласие и привезли его домой.
Наступило утро следующего дня. Пришел дикий страх, ощущение, что я сделала невероятную, непоправимую ошибку — в нашей семье теперь будет жить чужой человек. В школе приемных родителей нам говорили, как плохо детям в детском доме, про их опыт потерь, про лишения и депривацию. Рассказывали, как сложно ребенку будет привыкнуть к новой семье. Но ни разу не сказали, как может быть тяжело приемным родителям. Я позвонила своей знакомой, Светлане Строгановой, и сказала: «Что же я наделала! Как мне теперь быть?». Она успокоила меня, ведь она была уже опытной приемной мамой, сказала, что все, что со мной происходит, нормально, и это пройдет.
Стасик дал нам огня: ругался, дрался, нарочно пугал детей по ночам и дважды пытался поджечь дом. Начал конфликтовать со старшими детьми, пошла такая грызня, что я не знала, что делать — ни дня не обходилось без скандала. Мне все еще казалось, что в доме «лишний», посторонний человек, я не могла его ни вернуть в детский дом, ни принять в свое сердце. Мне было очень тяжело. Я начала ходить по разным психологам, клубам приемных родителей, но мне ничто не помогало, казалось, что они совсем не понимают меня, а я не понимаю их.
Потом я позвонила одному психологу, Елене. Даже не помню, где взяла ее телефон. Она меня терпеливо выслушала, и, в отличие от прежних психологов, не стала говорить, что у меня все нормально и «надо просто полюбить». Она объяснила мне, какие защитные механизмы стоят за его поведением. Рассказала, как выстраивать отношения. Когда я поняла, почему он так или иначе себя ведет, какие причины стоят за тем или иным его поступком — мне полегчало, я успокоилась и начала вести себя по-другому. Я очень благодарна Елене, тот звонок стал для меня отправной точкой в новую жизнь.
Я осознала, что моей главной ошибкой на первом этапе были завышенные ожидания: я придумала себе, что воспитаю его отличником, изменю жизнь, выведу в «большие люди», а он будет мне благодарен. Именно это несоответствие моих грез и действительности не позволяло мне полюбить Стаса.
А он, конечно, чувствовал, что чужой тут, поэтому и вел себя агрессивно.
Когда я приняла его со всеми недостатками, плохой учебой, таким, как есть — я полюбила его. Это произошло как-то естественно, и так просто, без усилий с моей стороны. А он, конечно, ощутил что стал частью семьи, что любим, что его принимают таким, как есть и не пытаются перекроить, и стал меняться в ответ. Теперь Стас меня не просто любит, а буквально «боготворит», пытается во всем меня радовать. Он больше всех из детей мне помогает, беспокоится за меня, когда я уезжаю. Много читает, хорошо пересказывает. Правда, математика не очень идет. Но меня это уже не беспокоит. Приемный сын большой молодец и мой главный помощник. Рассказывает всем, что когда вырастет, то обязательно заведет хозяйство и будет доить корову. Я верю ему — он способный парень.
Меня часто спрашивают, не жалею ли я, что переехала из Москвы с ее возможностями, театрами и музеями, променяв карьеру в крупной организации на коров и кур. Люди привыкли, что обычно все стараются переехать из деревни в город, и почти никогда — наоборот. Некоторые до сих пор считают, что я сошла с ума. Да, трудностей было очень много за время нашего проживания в деревне. И культурной жизни тут не много.
Но мы получили очень интересный опыт и новые навыки. Мы и наши дети едим вкусную и полезную еду, постоянно на свежем воздухе, на свободе, солнце, река, поля, пение птиц — все это теперь наше. Больше не надо толкаться в узком коридоре, одеваясь на прогулку — каждому хватает места. Мы уже давно привыкли, и в Москву нас совсем не тянет. Мы счастливы!
08.02.2019 г. Минпросвещения внесёт законопроект об изменении процедуры усыновления несовершеннолетних в Правительство.
8 февраля в Общественной палате Российской Федерации прошли слушания по законопроекту «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам защиты прав детей». В мероприятии приняла участие заместитель Министра просвещения Российской Федерации Т. Ю. Синюгина.
В ходе своего выступления Т. Ю. Синюгина сообщила, что ведомство готово внести законопроект об изменении процедуры усыновления несовершеннолетних в Правительство.
– В течение полугода мы неоднократно с вами встречались. И поводом для наших встреч были заинтересованный и неравнодушный разговор и работа над законопроектом, который сегодня уже готов к тому, чтобы мы внесли его в Правительство, – сказала Т. Ю. Синюгина.
В декабре 2018 года членами Межведомственной рабочей группы при Минпросвещения России подготовлен законопроект «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам защиты прав детей». Законопроект был размещен на федеральном портале проектов нормативных актов для широкого общественного обсуждения.
В законопроекте содержатся новые подходы к передаче детей-сирот на воспитание в семьи, которые позволят развивать институт опеки, совершенствовать условия для подготовки лиц, желающих взять в свою семью ребенка-сироту.
Впервые законопроектом предлагается ввести в федеральное законодательство понятие «сопровождение». Планируется, что этим полномочием будут наделены уполномоченные региональные органы власти и организации, в том числе НКО.
Отдельное внимание в документе уделено именно процедуре усыновления, туда добавлено положение о порядке восстановления усыновителей в обязанностях родителей, если раньше их лишили такой возможности.